Автор: Михаил Таратута, журналист-международник

 

Часть.1

Готов утверждать, что нет такой замечательной идеи, которую нельзя довести до абсурда и даже до ее полной противоположности. Хуже того, многие замечательные идеи нередко приходят именно к такому бесславному концу. От либерализма к либеральной диктатуре. Ну разве не замечательны, к примеру, идеи либерализма, в основе которых, мы знаем, лежат равенство всех людей перед законом, уважение к гражданским правам и свободам, уважение к личности и, конечно, свободный рынок. Это как бы идеологический центр, на который традиционно опирались и демократы, и республиканцы, не слишком далеко от него отступая — одни влево, другие вправо. Собственно, такой баланс и позволял путем компромиссов находить в стране политическое равновесие. Но в последние десятилетия этот баланс все чаще нарушался, а в результате обе партии разбегались все дальше и дальше от центра. Но особенно заметным стало движение в левом направлении. И вот уже, страшась не досчитаться голосов избирателей, ощутимо смещается влево кандидат на высший пост от демократов Джо Байден, известный партийный центрист. Он готов подписаться под левой идеей «зеленой революции», то есть отказаться от углеводородного топлива и перейти на альтернативные источники. Типичная затея из левой популистской утопии стоимостью в десятки триллионов долларов, которых нет ни в Америке, ни, возможно, во всем мире.

 

Байден щедро обещает добиваться принятия закона о предоставлении гражданства всем осевшим в США 11 млн. нелегалам (по данным Йельского университета и Массачусетского технологического института, их даже 22 млн.). И это только первый шаг к мечте леваков об отрытых границах Америки. Он еще много чего обещает, о чем левые раньше могли только мечтать. Если же двигаться от либерального центра еще дальше к левому флангу — а именно этот процесс мы наблюдаем сегодня в Демократической партии и шире — среди либеральной публики, — мы приходим к социалистам вроде политиков Берни Сандерса, Элизабет Уоррен и кандидата в вице-президенты Камалы Харрис. Приходим к их идеям трансформации общества путем социалистических реформ, государственного распределения благ — всеобщему бесплатному образованию, здравоохранению, что также требует триллионы и триллионы долларов, которых в стране реально нет. Разве что знакомое нам «отнять и разделить».

 

«Отнять и разделить» звучит не так уж и абстрактно, если двигаться еще дальше к левым маякам. Там мы неизбежно наткнемся на так называемых «прогрессистов» — левых политиков с большевистскими обертонами. На борцов за социальную справедливость типа молодых, агрессивных и чрезвычайно популярных в молодежной среде членов Конгресса Александрии Окасио-Кортес, Ильханы Омар, Айяны Пресли и Рашиды Тлаиб с их миссией демонтажа капитализма как прогнившей системы. Эти идеи поддерживает и популяризирует целая армия левой университетской профессуры, публицистов, философов. До отмены капитализма прогрессисты пока еще не дотянулись, но их попытки совершения «культурной революции», переформатирования общественного сознания, создания культа единомыслия в сегодняшней Америке выглядят весьма убедительно. Они как бы завершают трансформацию идей либерализма, идей уважения прав и свобод, уважения личности в их противоположность — в своего рода либеральную диктатуру, подавление инакомыслия, преследование за взгляды. И об этом речь впереди. 

 

Еще небольшой шаг влево — и нас уже встречают анархисты из движения «Антифа» и другие левые радикалы, для которых идея и гармония жизни состоят исключительно в самом процессе разрушения. От движения за гражданские права к самоотрицанию белой расы. Другое замечательное начинание — движение за гражданские права. Когда в 1960-х годах Америка, осознав весь позор практики сегрегации цветного населения, пришла к отмене всех дискриминационных законов, белое большинство признало, что было не просто молчаливым свидетелем, а фактически соучастником в историческом преступлении — ущемлении прав и свобод миллионов соотечественников с другим цветом кожи. Покаяние — универсальная добродетель в большинстве мировых культур. Но и ее, если двигаться влево, можно довести до абсурда. Например, прийти к убийственному выводу, сделанному более полувека назад видным апологетом прогрессивизма, кумиром молодежи, писательницей и философом Сьюзен Зонтаг: «Белая раса — это раковая опухоль на теле истории человечества». Что, кстати, стало одной из доминант идеологии прогрессивизма. 

 

Уже в наши дни ведущая журналистка «Нью-Йорк таймс» Николь Ханна-Джоунз пишет об Америке, что «расизм содержится в самой ДНК страны». Ее редактор Джейк Сильверстейн, вторя ей, утверждает, что «рабовладение иногда называют первородным грехом страны, но это гораздо хуже — это сама природа Америки». Подобное самобичевание, культивирование чувства вины как первородного греха белой расы породили трудами прогрессистов своего рода культ борьбы с так называемой «привилегией белых», которую апологеты этой концепции видят во всем, даже в том, что первый ход в шахматах делают белые, а мороженное с шоколадным покрытием называют «Эскимо». Поразительно то, что самыми рьяными служителями этого уродливого культа выступают сами же белые американцы, точнее сказать, либеральная среда, все более проникающаяся идеями прогрессивизма. Что, по здравому размышлению, далеко ушло от движения за гражданские права. 

От необходимой помощи к развращенному сознанию. 

С отменой сегрегации покаявшееся белое большинство разумно сочло необходимым помочь черному меньшинству подняться по социальной и экономической лестнице. Квоты при приеме на работу, учебу, пособия, субсидированное жилье, продовольственные талоны, другие виды поддержки, конечно же, были необходимы в первые годы после отмены сегрегации, возможно в первые десять лет. Но все эти привилегии продержались полвека вплоть до наших дней, постепенно превращаясь из блага в свою противоположность. Привилегии развратили большую часть негритянского населения, воспитав в них психологию потомственной жертвы, вечных получателей заслуженных льгот. Состояние постоянной обиженности рождало убеждение, что общество им должно и всегда не додает. Это убеждение постоянно подпитывалось чувством вины белых. Незатухающая обида одних и чувство вины других работали, как пара сообщающихся сосудов. Впрочем, самые амбициозные воспользовались льготами, чтобы вырваться из нищеты и отсталости. Сегодня примерно 40% афроамериканцев — это средний класс, а также небольшая группа весьма состоятельной публики. Но 60% черных так навсегда и застряли в трясине безысходности. Среди получателей пособий по бедности из всех рас черные составляют самую большую группу — 39,8% при их доле в населении страны всего в 13%. Для сравнения: число белых получателей пособий несколько меньше — 38,8%1, хотя белые американцы и составляют очевидное большинство населения — 72% (из них белые европейского происхождения — 60,2%).Психология жертвы, помноженная на исторические обиды, цементировала у черных чувство второсортности, не давала зажить комплексу неполноценности в обществе белых. В обществе, которое, как им всегда виделось, состоит из барьеров для черных и привилегий для белых. Эти комплексы не дают им покоя, мучают подозрением, что белый человек испытывает по отношению к ним превосходство и стремится ущемить их в правах. Все эти тлеющие угли недовольства в любой момент готовы превратиться в большой пожар, для которого нужен только повод. Так дорога, выложенная лучшими намерениями, оказалась дорогой, ведущей в ад.

 

От деликатности к социальной цензуре. 

Точно так же достойную всяческого уважения деликатность по отношению к обиженному и чрезвычайно обидчивому негритянскому населению активисты либеральной идеи сначала превратили в бесконечное расшаркивание, доходящее порой до заискивания перед афроамериканцами, то есть во все то, что получило название «политкорректность». Забавным и самым безобидным примером тому может служить табуирование нейтрального во всех других языках слова «негр». Менее забавным стал, например, негласный запрет на критику черных со стороны белых американцев. Белому начальнику стало небезопасно сказать работнику-афроамериканцу, что тот скверно делает свое дело. В ответ есть риск получить обвинение в расизме, а это может быть чревато оргвыводами. Таким образом, политкорректность стала все более приобретать черты своего рода цензуры. Нет, не государственной, идущей сверху цензуры, а цензуры социальной, идущей от соседей, коллег, знакомых и незнакомых людей. При этом либеральная публика ухитрилась поднять планку цензуры на предельную высоту, когда любое неосторожное слово может привести к остракизму, травле на работе и в социальных сетях, демонстрациям под окнами дома и даже стоить человеку места. Однако будь то же самое сказано в отношении любой другой расы или национальности, этим словам никто не придал бы значения.

От десегрегации к обратной дискриминации. 

 

Плодом всех этих либеральных усилий стала отрицательная селекция кадров в компаниях, университетах, на телевидении, в искусстве — повсюду. Иначе и быть не могло, если при найме из двух кандидатур — афроамериканца и белого — предпочтение отдается черному, даже если в своих компетенциях он уступает белому. И, наоборот, при увольнении первым работу теряет белый. Нечто похожее мы видим и во многих университетах. Сейчас, например, Министерство юстиции расследует дело о дискриминации белой молодежи и абитуриентов азиатского происхождения в пользу афроамериканцев при приеме в Йельский университет, один из самых престижных университетов Америки. Эта и подобные ей истории выросли из благородного стремления создать социальные лифты для негритянского населения. С этой целью в большинстве университетов и корпораций появились должности вице-президентов по этническому разнообразию, отвечающих за справедливое представительство черных американцев. Но за 50 лет все пришло к своей противоположности — созданию привилегий для афроамериканцев за счет скрытой дискриминации других рас. 

 

От свободы дискуссий к либеральной диктатуре. 

 

Одной из особенностей американской студенческой среды всегда было свободное обсуждение самых разных политических взглядов. Но не сегодня. Резкое полевение либералов привело к поляризации политических пристрастий, когда дискуссия об идеях и ценностях становится больше, чем просто дискуссия, а инакомыслящий оппонент — больше, чем просто сторона в споре. Для прогрессистов это поле боевых действий на уничтожение противника. Иными словами, в какой-то момент подавляющие силы левых либералов окончательно заглушили голоса оппонентов, которые сегодня из-за опасений за свою карьеру, за свое будущее предпочитают молчать о своих взглядах или на публике даже подыгрывать либералам. Так, во многих университетах воцарилась атмосфера политического единомыслия, воинственной нетерпимости к политической инаковости. Нетерпимости к любому нарушению политкорректности или тому, что может показаться нарушением. Кто-то дал этому довольно точное название — «либеральная диктатура». 

 

Этот механизм может работать по-разному. Вплоть до трагического исхода, как это случилось с Майком Адамсом, профессором криминологии Университета Северной Каролины в Уилмингтоне. Все началось с того, что профессор неосмотрительно назвал людей, громящих магазины в память погибшего при задержании чернокожего рецидивиста Флойда, «бандитами, которые пользуются возможностью безнаказанно нарушать законы». И тут же борцы за чистоту неолиберальных идей опубликовали на сайте петиций Change.org. материал, где приклеили ему ярлыки женоненавистника, ксенофоба, гомофоба и расиста, требуя уволить профессора. Петиция открыла шлюзы полномасштабной травле в соцсетях. Руководство вуза, как это сейчас водится, во избежание неприятностей для себя и университета вынудило профессора уволиться «в свете общественного внимания, вызванного его спорными постами в социальных сетях». Майк Адамс, не выдержав стресса, застрелился. Также обвиненный в расизме старший куратор Музея современного искусства в Сан-Франциско Гари Гэррелз, признанный искусствовед, немало сделавший для расцвета музея, не застрелился, но предпочел подать в отставку после того, как коллега облыжно обвинил куратора в том, что тот якобы приобретает работы главным образом белых художников. Гэррелз назвал это обратным расизмом, чем вызвал бурю негодования в расово обеспокоенном коллективе. Живя в мире искусства, он, вероятно, пропустил момент, когда в обыденной жизни стало не всегда безопасно называть дерево деревом, а траву травой. Возможно, он не знал, что сегодня 62% американцев  боятся открыто высказывать свои политические взгляды. Среди республиканцев этот показатель еще выше — 77%. И только леваки чувствуют себя в сравнительной безопасности. Сегодня — это их время. На волне моральной паники, вызванной беспорядками и массовой протестной активностью, общество с невероятной скоростью падает в объятия воинствующих прогрессистов с их культурой политического единомыслия и жестких запретов на любое выпадение из группового (понимай — стадного) поведения. Суть этой культуры сводится к простой мысли: кто не с нами, тот против нас, тот расист. Расистом, например, был объявлен тренер футбольной команды Оклахомы Майк Ганди за то, что надел майку с логотипом телестанции «One America News», известной своей критикой движения BLM (Black Lives Matter — «Жизнь черных имеет значение») и поддержкой Трампа. С осуждением тренера выступил игрок команды (афроамериканец), а затем на бедолагу накинулся и весь правоверный рой, поставив под угрозу всю его карьеру. И Майк сдался, он слезно просил у игроков извинения за «причиненные боль и страдания». По правилам выживания надежнее говорить и поступать так, как это делают вокруг тебя. Приветствовать движение BLM, вставать перед черными на колени, просить прощения за грехи белой расы. И ведь встают, встают порой целыми взводами национальной гвардии, целыми полицейскими отделениями. А кто отказывается, получает клеймо расиста. Я понимаю, для иного афроамериканца покуражиться над белым человеком может быть мечтой всей его жизни. Это выход накопившейся злости и ненависти, это долгожданная возможность как-то компенсировать свои комплексы. У других, то есть у белых американцев, что особо усердно стоят на коленях, целуют неграм ботинки и бесконечно каются, эти процедуры, возможно, вызывают катарсис, желанное очищение. Но для третьих, кто вынужден становиться на колени, непонятно за что каяться, потакать капризам одних и истеричным прихотям других, — все это должно быть пыткой. Но, похоже, что и их терпение на исходе.

 

 

Окончание следует…

Часть.2 https://rusnasledie.info/amerikanskie-absurdy-2/

 

Журнал «Международная жизнь» https://interaffairs.ru/news/show/27504

Поделиться ссылкой: