Автор: Александр Гончаров

 

Однажды мне довелось прочитать строки, которые вольно или невольно, но запали в душу:

 

И не прощенно, не раскаянно,

В гордыне, ужасе и зле

И в страхе бродит племя Каина

По русской авельской земле.

 

Это коротенькое стихотворение принадлежит русскому «белому» поэту Владимиру Алексеевичу Смоленскому (1901—1961) и впервые было опубликовано в 1963 году, после его ухода в лучший мир.

Время его написания таким образом относится ко времени, когда в несчастной и столь им любимой России советская безбожная власть достигла пика своего всемогущества. А что? Противники ее были сломаны, народ вынужденно смирился и выросли целые поколения людей, которые не знали исторической Российской Империи, полностью погрузились в коммунистические иллюзии и, отравленные материалистическим пойлом пропаганды, начали лелеять мечты только о сытой и комфортной жизни.

В «Воспоминаниях» (1960) у Смоленского находится глубокое понимание того, что происходит в России, хотя он и не был на Родине с 1920 года: «Было бы отвратительно, если бы большевизм «удался», и в результате русской трагедии, страшных русских страданий, гибели русского духа гражданеподобные советские рабы, вполне удовлетворяясь мещанским своим благополучием, жрали бы каждый день по бифштексу − догнали бы Америку, − предел чаяний своих обезьяноподобных вождей».

Большевизм и «не удался». Через тридцать лет после смерти Смоленского СССР развалился, промотав духовное наследие Империи и бездарно разбазарив все то, что было накоплено на подкормку «пролетарских вождей» в Европе, Азии, Африке и Латинской Америки. Коммунистические Смердяковы и Швондеры – Каины наших дней, дорвавшись до властных коридоров, органически управлять не могут, а потому и создают систему, которая пожирает саму себя.

По сути, последовало Божие наказание. И иначе быть не могло. Смоленский знал, в чем лежит исток порухи, настигшей русский народ в XX столетии от Р. Х. Вспоминая гибель поэтов − Николая Гумилева, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Сергея Есенина и даже Владимира Маяковского, – он записал: «Большевики доводят всегда свои злодеяния до пределов адовых.

 

Какие прекрасные лица,

И как безнадежно бледны −

Наследник, Императрица,

Четыре Великих Княжны…

 

Не надо быть монархистом, чтобы заплакать от ужаса и жалости, вспоминая подлое, в подвале, убийство Царя, поверившего в милость своего народа, благородной Матери-Царицы, бедных девочек, больного мальчика. Сорок пять лет русского коммунистического рабства есть справедливое возмездие за то, что вся Россия, мы все, допустили убийство невинных, не защитили русских поэтов от насилия, надругательства и отчаяния».

Владимир Смоленский советскую власть не любил. У него к ней имелись свои счеты. На глазах юноши большевики расстреляли отца – потомственного казака и жандармского полковника, всю жизнь боровшегося с разрушителями державы. Разрушители и убили казака.

С 18 лет будущий поэт стал сражаться с большевизмом в рядах Добровольческой армии. И горько было покидать Отчизну, не сумев отстоять ее свободу от нового ига, а потом на чужбине постоянно помнить об этом:

 

Над Черным морем, над белым Крымом

Летела слава России дымом.

Над голубыми полями клевера

Летели горе и гибель с севера.

Летели русские пули градом,

Убили друга со мною рядом,

И Ангел плакал над мёртвым ангелом…

− Мы уходили за море с Врангелем.

 

Стихи Владимир начал писать в Тунисе и продолжил уже во Франции. Жизнь эмигранта оказалась тяжелой. В отличие от революционеров, которые до 1917 года приспособились за чужие подачки и криминальные деньги «от эксов» жить припеваючи в Лондонах, Парижах и Женевах, Смоленскому пришлось тяжело работать. Но казачий сын не являлся белоручкой. Два года отработав на металлургическим и автомобильном заводах, он затем окончил гимназию, добрался и до Сорбонны.

Несмотря ни на что, Владимир Смоленский писал стихи. Своими учителями он считал Лермонтова и Ходасевича. В Париже он сошелся с другими молодыми русскими поэтами. Они читали свои произведения в своем кругу, разбирали творчество друг друга, да чего уж и греха таить, бывало и ругались до хрипа.

Настоящую известность Смоленский получил в 1931 г., когда вышла его книга «Закат». Русская эмиграция его хорошо приняла, хотя и нашлись среди критиков недоброжелатели и злопыхатели.

В «Закате» Владимир Смоленский еще не раскрылся, он излишне пытается подражать своим кумирам. Но здесь уже четко проглядывают символы и образы, которые пройдут через все его поэтическое творчество: крылья, ангелы, звезды, ночь как оппозиция дня, крест и огонь. И ранний Смоленский относится ко всему гораздо пессимистичней, чем поздний, даже и незадолго перед кончиной. Но есть четверостишье, которое могло бы сделать честь и великому Лермонтову:

 

Молчи. Не надо о любви. К чему?

Ведь не спасает ни любовь, ни вера,

Тебя прижал я к сердцу моему,

Как прижимают дуло револьвера.

 

Последние две строки – это высший поэтический пилотаж.

А в чем видел свое предназначение поэт? Ответ он дает сам в «Стихах о Соловках» из сборника «Наедине» (1938):

Но для того избрал тебя Господь

И научил тебя смотреть и слушать,

Чтоб ты жалел терзаемую плоть,

Любил изнемогающие души.

 

Он для того тебя оставил жить

И наградил свободою и лирой,

Чтоб мог ты за молчащих говорить

О жалости − безжалостному миру».

 

Ключевой же темой для Владимира Алексеевича Смоленского на веки вечные остается Россия. Любовь к Родине у него неизбывна и многогранна. Он чувствует страну всей душой, даже находясь в тысячах миль от нее.

 

Иногда, из далекой страны,

Из моей страны, из России,

Как будто летя с вышины,

Голоса долетают глухие…

 

Я слышу их много лет

(Теперь они глуше, чем прежде).

В тьму из тьмы, я кричу им в ответ

О гибели и надежде.

 

И сливается голос мой

С голосами глухими народа

Над его огромной тюрьмой,

Над тесной моей свободой.

 

А в 1955 году Смоленский создает самый настоящий гимн-апологию России:

 

Я знаю, Россия погибла

И я вместе с нею погиб −

Из мрака, из злобы, из гибла

В последнюю гибель загиб.

 

Но верю, Россия осталась

В страданье, в мечтах и в крови,

Душа, ты сто крат умирала

И вновь воскресала в любви!

 

Я вижу, крылами блистая,

В мансарде парижской моей,

Сияя, проносится стая

Российских моих лебедей.

 

И верю, предвечное Слово,

Страдающий, изгнанный Спас

Любовно глядит и сурово

На руку, что пишет сейчас.

 

Недаром сквозь страхи земные,

В уже безысходной тоске,

Я сильную руку России

Держу в моей слабой руке.

 

Чуть позже Владимир Смоленский раскрывает все стороны своей любви к покинутой России:

 

Люблю Тебя последнею любовью,

И первою − ревнивой и одной;

Моим дыханьем и моею кровью,

Земной люблю Тебя и неземной.

 

Люблю Тебя в отчаянье и в счастье,

В воспоминаниях, в надеждах, в снах,

В раздумье, в восхищении и в страсти,

В презренье, в гневе, в страхе и в мечтах. 

 

Люблю Тебя напрасно, неумело,

В величье, в рабстве, в громе и в тиши,

Люблю Тебя движеньем каждым тела

И каждым вдохновением души.

 

Поэта Владимира Алексеевича Смоленского современный русский школьник не знает. Его портреты не висят в кабинетах литературы, а четверостишья не зубрят отличники. А между тем мы все рассуждаем о какой-то идее, чтобы объединить российское общество перед лицом наступающего на нашу самость Запада. Только идеи не приходят в умы случайно. И тяжело нечто придумать людям, утомленным перлами советской «классической» литературы со школьной скамьи. На Павках Корчагиных и Горьком далеко не уедешь. Сперва необходимо очистить головы от пропагандистского дурмана. И для этого Смоленский отлично подходит.

 

P. S. Из «Воспоминаний» В. А. Смоленского: «Когда-то у Мережковских спросил я А.Ф. Керенского: «Скажите, Александр Федорович, если бы завтра большевизм рухнул, какую бы вы хотели для России свободу?»

Он подумал и сказал: «Такую, как при Александре III».

За что боролись?!»

 

 

 

 

 

 

 

Поделиться ссылкой: