Автор: Михаил Смолин
Часто можно услышать, что справедливость — главное желание, основное устремление современного российского общества. Жажда справедливости, мол, самое неутолённое чувство нашего человека, глубоко обиженного творящимися в нашем обществе несправедливостями.
Но что считать справедливым, а что нет? Вопрос значительно более сложный, чем легкомысленные призывы к абстрактной социальной справедливости.
В Священном Писании слово «справедливость» чаще всего употребляется в отношении суда или правления. Сам Бог называется Справедливым Судьёй, так как в конце веков будет судить все народы справедливо.
Часто библейское понимание справедливости стоит рядом со словом «праведность». Поступайте справедливо и праведно, судите справедливо и праведно, правьте справедливо и праведно. Таким образом, настоящая христианская справедливость невозможна без праведности, без любви к ближнему, без милосердия.
Но существуют и нехристианские подходы.
Так, дохристианский подход к справедливости лучше всего был выражен принципом «око за око и зуб за зуб».
Современные внехристианские взгляды на справедливость носят ещё более жёсткий посыл. Они могут исходить из классового, расового или какого-либо другого репрессивного посыла. Поощряя одних и, напротив, сдерживая других из чисто идеологических принципов. Это может происходить под лозунгом радикального равенства, но приводящего к жёстким репрессиям тех, кто не соответствует критериям принятого «равенства». Революционное «грабь награбленное» на самом деле значительно тотальнее и в нравственном плане нисколько не справедливее самого грабежа, тем более что под него неизбежно попадает и вовсе не награбленное.
Так или иначе, поиск и достижение справедливости безусловно связан с судом, с рассмотрением дел человеческих с точки зрения закона либо государственного, либо нравственного.
И здесь встаёт весьма неудобный вопрос, а действительно ли люди, требующие справедливости, готовы сами пройти нелицеприятный суд своих человеческих дел?
Как правило «искатели справедливости» к этому не готовы, в стиле «а нас-то за что», мы ведь выступаем «за народное благо».
Видя себя изначально несправедливо обиженными, обойдёнными, они видят себя судьями не над собой, а над другими. Над теми, которых они считают изначально виновными.
Такое стремление к справедливости (в свою пользу) рождает ещё больше несправедливости, чем даже при обычном течении дел. Оно разжигает страсти, оно мстительно и способно дойти до революционных потрясений целого общества.
Наибольшее количество голосов про справедливость традиционно раздаётся в левом политическом спектре. Именно там призывают взять в свои «мозолистые» революционные руки борьбу за права «угнетённых». И недрогнувшей железной рукой карать, карать и карать «угнетателей», пока никого не останется.
Проблема состоит в том, что постепенно с развитием карательной практики, как это и было при большевиках, «врагами народа» становится почти весь народ, все слои населения. Начинают с царей, военных, духовенства и самых богатых. Далее репрессируют средние слои и даже самый многочисленный слой — крестьянство.
Сегодня революционная борьба за «социальную справедливость» словесно легко окрашивается в любые внешние тона, от ярко интернационально-коммунистических до национально-социалистических.
Общепатриотическая риторика легко уживается с революционными призывами и шовинистически советскими ожиданиями. При этом ленинско-сталинская террористическая практика борьбы со своими противниками нравится как членам КПРФ, так и всевозможным заправдистам, прохановцам и неоевразийцам.
Левый радикализм и политический экстремизм всегда сопровождают пропаганду «социальной справедливости». Это прекрасно отработанное прикрытие всех людей, стремящихся к власти через революционные потрясения.
Здесь лозунг «за социальную справедливость» выбирается как революционный таран.
Вот здесь и лежит глубокая и непереходимая разница между различными вариантами левых идеологий и правым консерватизмом в вопросе о справедливости.
В этом смысле постулаты Ивана Ильина «неодинаковое обхождение с неодинаковыми людьми», «предметно-обоснованное неравенство» и «справедливость есть искусство неравенства» значительно более близки поиску идеальной справедливости в земных условиях, чем все равенства, социализмы и либерализмы, вместе взятые.
Прочтите рассуждения Ивана Ильина о справедливости — и вы поймёте, что между левым и правым подходами к справедливости нет никакого сходства.
«На самом деле люди неравны от природы и неодинаковы ни телом, ни душою, ни духом. Они родятся существами различного пола; они имеют от природы неодинаковый возраст, неравную силу и различное здоровье; им даются различные способности и склонности, различные влечения, дары и желания; они настолько отличаются друг от друга телесно и душевно, что на свете вообще невозможно найти двух одинаковых людей. От разных родителей рожденные, разной крови и наследственности, в разных странах выросшие, по-разному воспитанные, к различным климатам привыкшие, неодинаково образованные, с разными привычками и талантами — люди творят неодинаково и создают неодинаковое и неравноценное. Они и духовно неодинаковы: все они — различного ума, различной доброты, несходных вкусов; каждый со своими воззрениями и со своим особым правосознанием. Словом, они различны во всех отношениях. И справедливость требует, чтобы с ними обходились согласно их личным особенностям, не уравнивая неравных и не давая людям необоснованных преимуществ. Нельзя возлагать на них одинаковые обязанности: старики, больные, женщины и дети не подлежат воинской повинности. Нельзя давать им одинаковые права: дети, сумасшедшие и преступники не участвуют в политических голосованиях. Нельзя взыскивать со всех одинаково: есть малолетние и невменяемые, с них взыскивается меньше; есть призванные к власти, с них надо взыскивать строже и т. д.».
Как видим, правый консерватизм смотрит на социальную справедливость совершенно не так, как левые идеологии. Они противоположны, как революция и христианство. И противоположность прежде всего в отношении к человеку. Разница определений: «злые бесхвостые обезьяны» (Троцкий) и «сыны Божии» (Священное Писание) очевидна.
Со «злыми бесхвостыми обезьянами» можно и даже нужно поступать жёстко и насильственно. Многомиллионные колхозы без зарплат и пенсий, прикрепление к предприятиям без права смены места работы, широкомасштабный ГУЛАГ, регулярные репрессии, тотальный контроль за всеми сферами общественной жизни, гонения на религию абсолютно естественны если вы исходите из того, что человек — это «злая бесхвостая обезьяна» и больше ничего. Отрицание образа Божия, по сути, расчеловечивание, разрешает левым относиться к людям совершенно бесчеловечно, как к бессловесным скотам, проделывая над ними любые эксперименты.
Добродетель справедливости, на самом деле, состоит вовсе не в том, чтобы всех социально и материально уравнять. А в том, чтобы мы всем и каждому отдавали должное, ни в чем не нарушая их прав.
Вопрос о справедливости значительно более сложный вопрос, чем об этом говорят левые. Практика левых в поиске справедливости глубоко порочна, разрушительна для общества. Даже и якобински настроенные современные формальные патриоты в этом плане идут в фарватере левых идеологий.
Принцип радикального равенства совершенно не работает. Он несправедлив и приводит лишь к уравниловке, грабежу и репрессиям.
Левая справедливость появляется в обществах через кровавые революции и Гражданские войны и устанавливает свои антихристиански безжалостные и глубоко античеловечные классовые правила, практикуя массовый террор и общественные репрессии.
Не нужно соблазняться левой пропагандой, а то живые вновь позавидуют мёртвым.
