Автор: Михаил Смолин

 

Законодательство Российской Империи особо подчёркивало религиозно-нравственный статус императора: «Особа Государя Императора священна и неприкосновенна».

Священное значение царской власти хорошо понималось многими консервативными авторами. Так, старший сын знаменитого основателя славянофильства Д.А. Хомяков писал, что верховная власть императора освящается «самим ее призванием — носительницы народной тяготы: “Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов”. Носитель же общей тяготы не сугубо ли исполняет этот закон и этим святится?»

О священном историческом значении власти русских царей в том же духе говорил и известный писатель В.В. Розанов: «Как в истории народа, бытие которого не ограничивается этнографическим существованием, есть, несомненно, провиденциальный характер — этот провиденциальный характер имеет и власть Монарха, концентрирующая в себе смысл истории. Отсюда взгляд на него как на “помазанника Божия”, представление о власти его как о “милости, от Бога полученной”. И весь народ “помазан” к истории Богом; он есть, продолжается, совершает деяния, а не остается в грязи неведения, молчания, забвения вовсе не бедными дарами своими, не сцеплением внешних обстоятельств, но Тем, Кто распределяет дары, сцепляет их с обстоятельствами».

При таком взгляде на верховную власть для неё обязательны предписания христианской нравственности, которые религиозно ограничивают юридически неограниченное самодержавие. Этический монархизм ставит превыше всего нравственный идеал правды в государственной жизни. И этим идеалом ограничивает проявления своей верховной власти. Царская прерогатива действия по совести ставит правду выше закона, и для монархии это неустранимая форма деятельности. Без неё монархия не существует как верховная власть, как диктатура совести.

«Императорская Власть, — настаивал профессор П.Е. Казанский, — является главным моральным центром народа. Около нее отлагается целый мир нравственно-политических идей и чувствований: почитания, граничащего с обожествлением («Бог на небе, Царь на земле»), долга, готового на самопожертвование, на жертву жизнью («лягу за царя, за Русь»), любви, равной любви к отцу («Царь-батюшка»). Около него постоянно на страже душа народная с ее лучшими надеждами на будущее, с уверенностью в настоящем. В Царе то духовное начало, которое объединяет весь народ, поддерживает моральное равновесие в нации.

Только единоличная Верховная Власть может иметь подобное нравственное обаяние… Словом, Императорская Власть — одно из величайших установлений русской народной нравственности. Русский народ не знает на земле ничего более высокого и святого, как власть Царя. Она для него воплощение возможной для людей справедливости, неиссякаемый источник добра. …В этом мистическая сторона Царской Власти. Царь — последнее прибежище для несчастного, последняя надежда для несправедливо угнетаемого».

Столь высокий идеал властвования заточен на задачу вести всех к исполнению долга, следованию общей правде. В своих действиях верховная власть сама становится органом этой правды, судьёй социальных столкновений и примирителем сторон на основании высшей справедливости.

Монарху нет надобности стремиться к личному богатству, все потребности его и его семьи и так, безусловно, обеспечены. Всероссийский император в то же время является и русским царём. Он может посвятить себя высшему служению Родине без всякой корысти, преследуя в своей политике интересы своего народа, с которым он связан и религиозно, и национально. 

Как выразителю духа нации «Монарху, как человеку, — как утверждал Л.А. Тихомиров, — невозможно быть одновременно православным, католиком, протестантом, магометанином, буддистом, русским, поляком, татарином и т. д., чтобы выражать дух различных своих народов. Чтобы в таком разноплеменном государстве возможна была монархия, необходимо преобладание какой-либо одной нации, способной давать тон общей государственной жизни и дух которой мог бы выражаться в Верховной Власти.

Само по себе существование племенных особенностей не только не вредит единству государства, а даже служит полезным источником разнообразия национального и государственного творчества. Но необходимо, чтобы при этом была некоторая общая сила, сдерживающая племенные и вообще партикуляристские тенденции. К такой роли преобладающая нация должна быть, конечно, способна по своим свойствам».

Подчинение воли монарха вовсе не есть рабское начало. Легитимность монархической власти зиждется на глубоком народном чувстве, что монарх есть представитель внутреннего содержания самой нации, что его воля проистекает из единого национального источника понимания, что потребно для самого народа в его земном существовании.

«Монарх, — писал профессор П.Е. Казанский, — есть живой символ государства, личная конкретизация, воплощение государства Русского не в силу постановлений русского права, а в силу исторической связи Царя с народом. Ввиду того же, что Он является представителем государства, право возлагает на него разные функции, обыкновенно, по существу своему верховные и нередко правом подробно регламентированные… Монарх есть больше, чем физическое лицо. Он есть Величество, то Великое целое, которое в Нем воплощается. В этом смысле Монарх считается единственным действительным представителем всего народа».

В этом смысле император является хранителем русского государства и одновременно воплощением этого государства, а также и активным самосознанием народа, воплощённым в одном лице.

Как утверждал Н.Я. Данилевский: «Нравственная особенность русского государственного строя заключается в том, что русский народ есть цельный организм, естественным образом, не посредством более или менее искусственного государственного механизма только, а по глубоко вкоренному народному пониманию, сосредоточенный в его Государе, который, вследствие этого, есть живое осуществление политического самосознания и воли народной, так что мысль, чувство и воля Его сообщаются всему народу процессом, подобным тому, как это совершается в личном самосознательном существе. Вот смысл и значение русского самодержавия, которое нельзя поэтому считать формой правления в обыкновенном, придаваемом слову “форма” смысле, по которому она есть нечто внешнее, могущее быть измененным без изменения сущности предмета, могущее быть обделанным, как шар, куб или пирамида, смотря по внешней надобности, соответственно внешней цели. Оно, конечно, также форма, но только форма органическая, то есть такая, которая не разделима от сущности того, что она в себе носит, которая составляет необходимое выражение и воплощение этой сущности. Такова форма всякого органического существа, от растения до человека. Посему и изменена или, в настоящем случае, ограничена такая форма быть не может. Это невозможно даже для самой самодержавной воли, которая, по существу своему, то есть по присущему народу политическому идеалу, никакому внешнему ограничению не подлежит, а есть воля свободная, то есть самоопределяющаяся».

Царская власть многими консервативными мыслителями воспринималась как институт охранения души народа. Институт, исторически прошедший вместе с нацией все перипетии побед и поражений, славы и бесчестия, в котором он строил настоящее, исходя из прошлого и имея в виду будущее своего народа.

Поделиться ссылкой: