Памяти поэта Валерия Перелешина

Автор: Геннадий Литвинцев

Не зная России, он любил её всем сердцем

Валерий Перелешин родился в Иркутске, но на исходе Гражданской войны, семилетним, был увезён родителями в Китай. Вся дальнейшая его жизнь проходила в Харбине, Пекине, Шанхае, а окончилась в Бразилии. Так что России, можно сказать, он и не видел, а того, что видел, конечно, не мог помнить. По отцу он поляк, потомок шляхтичей из старинного рода Салатко-Петрище, проживавших в Витебской губернии Российской Империи. «Когда выяснилось, что мои стихи приняты в журнал, возник вопрос о псевдониме, – вспоминал Перелешин. Остановили выбор на простой русской фамилии, без тени притязания на красивость». В семье Салатко-Петрище свободно разговаривали на четырех языках: русском, французском, немецком и польском, а вынужденная эмиграция заставила изучать и китайский. И всё же в стихах Перелешина тема России, любимой и навсегда утраченной Родины, даже в сравнении с многими другими поэтами русской эмиграции, звучит особенно сильно, особенно мучительно.

Лишь осенью поздней, в начальные дни октября,

Как северный ветер заплачет — родной и щемящий,

Когда на закате костром полыхает заря,

На север смотрю я — всё дольше и чаще, и чаще.

Оттуда — из этой родной и забытой земли —

Забытой, как сон, но во веки веков незабвенной —

Ни звука, ни слова — лишь медленные журавли

На крыльях усталых приносят привет драгоценный.

Творческий акт обретения Родины в чужих краях, под чужим небом поэт раскрывает в другом своём стихотворении:

Разбросанные по чужбинам,

Встречаемые здесь и там,

По всем краям и украинам,

По широтам и долготам,

Все звезды повидав чужие

И этих звезд не возлюбя, —

Мы обрели тебя, Россия,

Мы обрели самих себя!

Уже в зрелые годы, будучи провозглашенным в эмигрантских журналах «лучшим русским поэтом Южного полушария», Валерий Перелешин признавался в предисловии к десятой книге своих стихов «Три родины»: «Первое поэтическое влияние в моей жизни – третий том Блока с его метелями, снегами, белой смертью. Исцелил меня от этого увлечения крупнейший поэт русского Дальнего Востока Арсений Несмелов, изменивший заглавие очередного метельного стихотворения на «Последняя вьюга». Я понял намек и по сей день благодарен Несмелову за это хирургическое вмешательство: влияние Блока окончилось – и навсегда». Тот же Несмелов, со слов самого Перелешина, предсказал ему в первое же совместное чаепитие: «Вы дальше меня пойдёте. У вас более широкое дыхание».

Жизнь в Харбине в 1920-е годы не баловала русских литераторов. «Рубеж», самый состоятельный и авторитетный из литературный журналов русского Китая, оплачивал стихи по пять китайских центов за строчку. За такие деньги с трудом можно было купить полдюжины яблок. Другие издания платили ещё меньше. Позднее 1920 года русские эмигранты лишились экстерриториальности и, по сути, оказались людьми неясного положения. Многие стали доставать себе советские паспорта, чтобы иметь хоть какую-то защиту (в 1930-е годы с приходом в Маньчжурию японцев такая фиктивная «советизация» обернулась против них). Некоторые принимали китайское подданство, и лишь редкие счастливцы становились гражданами «уважаемых» европейских государств: Александр Вертинский ходил с греческим паспортом, а поэт Николай Петерец, один из самых деятельных участников литературного кружка «Чураевка», был подданным Чехословакии.

От первых проб пера Валерий Перелешин перешёл к переводам на русский язык китайской поэзии. Зарубежные литературные критики настолько высоко оценили легкость и красоту слога Перелешина, что впоследствии использовали его русскоязычные переводы для адаптации китайской поэзии на европейские языки.

С приходом японцев русская образовательная система в Маньчжурии стала всё больше суживаться. В 1937 году закрыли юридический факультет, похоронив тем самым мечты Валерия Перелешина о преподавательской работе. Его специализация на китайском гражданском праве в «освобожденной» от китайцев Маньчжоу-Го никому не потребовалась. К этому времени Валерий Перелешин успел выпустить свой дебютный сборник стихов «В пути». Поставив крест на карьере ученого, Перелешин неожиданно принял монашеский постриг под именем Герман и вскоре перебрался в Пекин, в Русскую духовную миссию. Все семь лет затворничества поэт-монах продолжал писать стихи. К 1943 году он издал три сборника стихов под именем «монах Герман».

Переселившись в Шанхай, Перелешин продолжал какое-то время ходить в монашеской рясе, даже устроившись на работу в ТАСС и взяв советский паспорт. В канадском академическом журнале «Toronto Slavic Quartetly» имеется упоминание Валерия Перелешина в материах расследования ФБР от 31 июля 1950 года: «Он был лучшим переводчиком с китайского на русский в Шанхае. В течение первого года он продолжал носить бороду, одежду священника и крест. Советские посетители шанхайского офиса ТАСС чуть ли не падали в обморок, завидев его. В 1948 году «Советы» постановили, что русские эмигранты больше не могут работать на территории советских представительств. И руководитель шанхайского отделения ТАСС уговорил Валерия оформить советский паспорт».

Однако вскоре ему пришлось-таки сложить с себя монашеский сан. Гражданин СССР подал заявление на визу США и покинул Китай 29 апреля 1950 года на американском корабле «General Gordon». Однако попытка эмигрировать в Соединенные Штаты претерпела неудачу. В Сан-Франциско Перелешина, заподозрив советским агентом, арестовали и через три месяца депортировали обратно в Шанхай. Скорее всего, ФБР не имело прямых доказательств сотрудничества Валерия Перелешина с органами госбезопасности СССР, иначе дело не ограничилось депортацией. К этому времени от русского Китая остались одни руины. И тогда, получив визу, в конце 1952 года поэт отправился в Бразилию, где ему пришлось работать в ювелирной лавке, в мебельном магазине, периодически преподавать английский, занимать должность библиотекаря. К литературному творчеству удалось вернуться только спустя много-много лет, когда ему встретилась в Рио давняя приятельница по Харбину поэтесса Юстина Крузенштерн-Петерец. Благодаря связям ей удалось перебраться из Бразилии в Калифорнию, и с лета 1967 года с её легкой руки стихи Перелешина стали печатать солидные эмигрантские журналы Нью-Йорка, Мюнхена, Франкфурта-на-Майне – «Новое русское слово», «Новый журнал», «Континент», «Грани». В 1970-х франкфуртское издательство «Посев» издало сразу четыре сборника его стихов. Перелешин принадлежал к тем редким поэтам, наделенным даром писать стихи на нескольких языках. Среди его книг есть поэтический сборник на португальском языке – «В ветхих мехах». Он составил антологию китайской классической поэзии и антологию бразильской поэзии. Португальский язык Перелешин выучил уже в Бразилии – и настолько хорошо, что даже переводил с русского на португальский и с португальского на русский. Последние годы жизни поэта прошли в одном из пригородов Рио-де-Жанейро в Доме престарелых артистов. Здесь он и почил 7 ноября 1992 года, в одиночестве, но не в забвении.

Из последних стихов Валерия Перелешина:

Стихи рождались каждый час

Без осязаемых усилий,

Пока жила в груди у нас

Хоть капля воздуха России.

Не капельку, а целый мех

Мы вынесли на человека:

Хватило воздуха на всех,

На все края, на все полвека.

Осталось на один прием:

Исчерпан воздух забайкальский

И нынче я со словарем