Автор: Елизавета Преображенская

 

 

В 2024 году ожидается премьера нового исторического фильма «СЛОН». Фильм основан на реальных событиях и освещает тему Соловецкой трагедии 1929 года, когда по так называемому «Кремлевскому делу» только за одну ночь было расстреляно свыше 300 человек. Фильм еще не успел выйти на экраны, а публика с пломбиром вместо мозга уже успела обвинить создателей во лжи, в клевете на советскую власть, выдумках, «клюкве с плохими нквдшниками и святыми узниками», назвав всё ерундой, — в общем, классическое «не читал, но осуждаю»…

Отбросим визг «на конюшне поротых» и разберемся, что же случилось в ночь с 28 на 29 октября 1929 года в Соловецком лагере. Произошло тогда следующее: несколько человек из осужденных по 58-й статье готовились к побегу, который намеревались осуществить на лодке, чтобы достичь материка и затем финской границы. План очень рискованный, но не невозможный. В 1925 году уже был известен удачный побег группы Созерко Мальсагова и Юрия Бессонова. А в 1929 году С.Н. Покровского, В.К. Чеховского, С.А. Грабовского и С.И. Петрашко заподозрили в подготовке подобного побега. Собирались ли они в самом деле бежать – неизвестно, никто из четверых «заговорщиков» не дожил до тех времен, когда они могли бы рассказать свои подлинные истории, а верить советским обвинениям – себя не уважать. Судя по состряпанному «делу», о плане побега руководству лагеря донес уголовник С. Брылев, после чего и начались аресты и допросы. Известно, что лагерное начальство всегда благоволило уголовникам, а те верно прислуживали своим хозяевам, шпионя за осужденными по 58-й статье. Кстати, этот донос не спас Брылева – его расстреляли вместе с остальными.

Согласно «делу» расстреляны, помимо организаторов побега С.Н. Покровского, В.К. Чеховского, С.А. Грабовского и С. И. Петрашко, были:

  • Осоргин Георгий Михайлович, 36 лет, дворянин, штаб-ротмистр Императорской армии;
  • Арбенев Николай Александрович, 48 лет, дворянин;
  • Вербицкий Михаил Иосифович, 42 года, поручик;
  • Дерещук Петр Кузьмич, 43 года, из крестьян, штабс-капитан;
  • Александров Николай Николаевич, 38 лет, из мещан, штабс-капитан Императорской и Белой армии;
  • Олейников Василий Васильевич 41 год, инженер-технолог;
  • Олейников Георгий Александрович, 32 года, железнодорожный служащий;
  • Шалаев Иван Юльевич, 39 лет, телеграфист;
  • Барахтин Прокопий Иванович, 49 лет, из крестьян, плотник;
  • Трухин Михаил Михайлович, 25 лет, из крестьян, плотник;
  • Крамный Антон Нестерович, 32 года, казак;
  • Брылев Семен Иванович, 29 лет, токарь, сослан по уголовной статье;
  • Намоканов Василий Федорович, 28 лет, из крестьян, бондарь;
  • Соболь Иван Ефимович, 34 года, из крестьян, плотник;
  • Попов Александр Павлович, 29 лет, из мещан, плотник;
  • Шушунов Федор Иванович, 30 лет, из крестьян, столяр;
  • Правосудович Михаил Елевферьевич, 64 года, дворянин, бывший председатель Научно-технического комитета Народного Комиссариата Судостроительной -Промышленности (его дочь Наталья Михайловна в эмиграции стала известным композитором, писала церковную музыку);
  • Саволайнен Иван Павлович, 50 лет, столяр;
  • Рийман Владимир Андреевич, 33 года, сапожник;
  • Гапон Семен Степанович, 29 лет, из крестьян;
  • Ванифатьев Кирилл Николаевич, 68 лет, дворянин, инженер-технолог;
  • Буканов Николай Дмитриевич, 26 лет, из крестьян, фармацевт и химик;
  • Волощук Иван Аверкиевич, 23 года, из крестьян;
  • Соколов Василий Николаевич, 59 лет, из крестьян;
  • Ахмет-Бек-Мухамед-Бек-Оглы Корпашев, он же Шейх Ахмед Ибрагимов, 59 лет, турецкий подданный, сын генерала, полковник турецкой армии;
  • Иваненко Федор Никитич, 34 года, из крестьян, электромонтер;
  • Сиверс Александр Александрович, 34 года, дворянин, сын известного историка-генеалога А. А. Сиверса;
  • Воропаев Николай Федорович, 21 год, из крестьян;
  • Соом Карл Филиппович, 32 года, кузнец;
  • Романов Николай Васильевич, 29 лет, рабочий, служил в армии Пепеляева;
  • Дягилев Валентин Павлович, 54 года, дворянин, военный, брат С. П. Дягилева;
  • Шишкин Иннокентий Степанович, 33-х лет, из мещан, образование среднее, учитель.

 

Это тот список, который хранится в официальном деле в архиве ФСБ Архангельска. Он включает 36 человек, но есть основания предполагать, что на самом деле количество расстрелянных в разы превосходило официальный отчет. Князь К.Н. Голицын в своих воспоминаниях писал: «Предприятие это было раскрыто, и Москва, дабы неповадно было другим, распорядилась так: расстрелять каждого десятого. Судя по дошедшей до нас цифре, для выполнения приказа был выстроен фронт из 800 человек. Среди прочих тогда погибли Георгий Осоргин, Александр Александрович Сиверс, Шильдер, сын историка, и другие»… Другие мемуаристы приводят цифры в 300 и 400 расстрелянных. Предположу, что связано это с тем, что дело длилось не один день и, вероятно, расстрелы велись поэтапно, а не только в ночь с 28 на 29 октября.

Возвратимся к фильму «СЛОН». В центре сюжета – история Георгия и Лины (Александры) Осоргиных. Это подлинные исторические личности.

Георгий Осоргин в заключении

Георгий Михайлович Осоргин —  дворянин, бывший офицер Царской армии, Георгиевский кавалер, участник попытки освобождения Царской семьи из заключения. Его супруга Александра Михайловна – урожденная княжна Голицына. Они обвенчались в 1923 году. В 1924 г. у супругов родилась дочь Марина, а спустя год Георгия арестовали. Два с половиной года он провел в Бутырской тюрьме, раз в неделю Лина носила мужу передачи и каждое воскресенье ходила к нему на свидание на 40 минут. В 1928 г. Осоргина перевели в Соловецкий лагерь особого назначения. Дважды Лина приезжала на Соловки навещать супруга. После их первого свидания в лагере Лина, вернувшись в Москву, родила сына Михаила. Ее вторая поездка стала последней встречей с мужем. Его расстреляли на следующий день после ее отъезда.

Лина и Георгий на Соловках. Рисунок Евгении Демахиной

История их любви многих поразила. Ее художественно описал в «Архипелаге ГУЛАГ» А.И. Солженицын:

«И однажды Осоргин назначен к расстрелу. И в этот самый день сошла на соловецкую пристань его молодая (он и сам моложе сорока) жена! И Осоргин просит тюремщиков: не омрачать жене свидания. Он обещает, что не даст ей задержаться долее трех дней, и как только она уедет – пусть его расстреляют. И вот что значит это самообладание, которое за анафемой аристократии забыли мы, скулящие от каждой мелкой беды и каждой мелкой боли: три дня непрерывно с женой – и не дать ей догадаться! Ни в одной фразе не намекнуть! не дать тону упасть! не дать омрачиться глазам! Лишь один раз (жена жива и вспоминает теперь), когда гуляли вдоль Святого озера, она обернулась и увидела, как муж взялся за голову с мукой. – «Что с тобой?» – «Ничего», – прояснился он тут же. Она могла еще остаться – он упросил ее уехать. Когда пароход отходил от пристани – он уже раздевался к расстрелу».

Лина Осоргина с детьми

Непосредственным свидетелем этих печальных событий был Д.С. Лихачев. Он вспоминал: «Зрительная память хорошо сохранила мне внешность и манеру держаться Георгия Михайловича Осоргина. Среднего роста блондин с бородкой и усами, всегда по-военному державшийся: прекрасная выправка, круглая шапка чуть-чуть набекрень («три пальца от правого уха, два от левого»), всегда бодрый, улыбчивый, остроумный, — таким он запомнился мне на всю жизнь. С ним была связана и распространенная потом в лагере шутка: на вопрос «Как вы поживаете?», он отвечал: «А лагерь ком а лагерь», переиначив известное французское выражение «a la guerre comme a la guerre» («на войне как на войне»). Он работал делопроизводителем санчасти, и я его часто встречал снующим между санчастью и зданием Управления СЛОН на пристани, на дорожке между кремлевской стеной и рвом. Он многое делал, чтобы спасти от общих работ слабосильных интеллигентов: на медицинских комиссиях договаривался с врачами о снижении группы работоспособности, клал многих в лазарет или устраивал лекпомами (лекарскими помощниками, фельдшерами), для чего нужно было иногда знать только латинский алфавит и отличать йод от касторки…Осенью 1929 г. перед известным расстрелом 28 октября его забрали в карцер, но по обычной лагерной неразберихе к нему на свидание приехала жена, и в Кеми это свидание было ей разрешено. А дело было, очевидно, в том, что инициатива ареста Георгия Михайловича принадлежала островному начальству — именно они его ненавидели, их раздражала независимость, бодрость, несломленность. Начальство на Острове не согласовало своего намерения расстрелять Георгия Михайловича с начальством на материке. Все мы в Криминологическом кабинете были крайне взволнованы арестом Георгия Михайловича, и вдруг я встречаю его на дорожке вдоль кремлевской стены под руку с дамой чуть выше его ростом, элегантной брюнеткой, и он представляет ее — жена, урожденная Голицына. Ничто в нем не говорило о том, что он только что выпущен из карцера, — бодрый, веселый, чуть ироничный, как всегда. Оказалось потом, что начальство, смущенное приездом жены на свидание по разрешению более высокого начальства, выпустило Осоргина под честное слово офицера на срок чуть меньший (меньше оставалось дней до назначенного расстрела), чем полагалось для свидания, с условием, что он ничего не скажет жене о готовящейся ему участи. И Георгий Михайлович слово сдержал! Она не знала о том, что он приговорен к смерти островными начальниками».

В 1988 году Д.С. Лихачев приехал на Соловки и нашел место казни. Там стоял небольшой дом, в земле вокруг строения он нашел фрагменты костей. Лихачев поговорил с хозяином дома, который рассказал, что когда они по осени копают в огороде картошку, временами находят человеческие черепа…

Лина узнала о расстреле супруга уже в Москве. Возвращаясь, она была бодра и счастлива, строила планы, мечтала о том, как будет жить через 6 лет, когда завершится назначенный срок наказания и Георгия отпустят.

Брат Лины, Сергей Голицын вспоминал: «Тогда же пришло два письма — от Дмитрия Гудовича матери и сестре и от Артемия Раевского сестрам. И в обоих письмах была примерно одинаковая фраза: «Передайте Лине мое глубокое сочувствие в постигшем ее горе»… На следующий день о тех фразах в письмах говорило уже много знакомых, дошло и до Лины. Она отправилась на Кузнецкий мост в Политический Красный Крест. Ей все равно предстояло туда идти, рассказать Пешковой о поездке в Соловки и поблагодарить ее. Екатерина Павловна, узнав о письмах, стала успокаивать Лину, а все же предложила ей прийти опять. Через два дня я выходил из квартиры Мейенов в Большом Левшинском переулке и у выхода встретил Лину, бледную, с остановившимся взором.  «Это правда», — сказала она полушепотом. Мы с нею поднялись. Сестра Соня вопросительно оглядела нас. Мы сняли пальто, прошли в комнату, сели в кресла.

«Это правда», — еще раз повторила Лина и стала рассказывать, что сообщила ей Пешкова, говорила тихо, размеренно. Никто слез не лил, но, наверное, бесслезное горе и страшнее, и глубже… Впоследствии Лина вспоминала об одном соловецком эпизоде. Однажды, когда она и Георгий собирались ложиться спать, вдруг в дверь застучали. Георгий вышел, долго разговаривал с теми, кто стучал, вернулся, сказал, что справлялись по работе, что это совсем неинтересно. Лина тогда не придала никакого значения тому ночному разговору. А выходит, что приходили за Георгием, а он их уговорил подождать несколько дней, пока Лина не уедет…»

Михаил Осоргин с бабушкой, Елизаветой Осоргиной

В 1931 году Александра Михайловна с двумя детьми и родителями покойного супруга покинула Совдепию и переехала во Францию, обосновавшись в Кламаре. Сделала она это вовремя: останься она до страшного 1933 или 1937 года, скорее всего и ее бы постигла судьба Георгия. Сын Лины и Георгия, Михаил Георгиевич Осоргин стал протоиереем, служил в храме преподобного Серафима Саровского в Париже и в Никольском храме в Риме, окормлял также все приходы при старческих русских домах. Дочь Лины и Георгия, Марина Георгиевна была воспитателем и руководителем в детском лагере Русского студенческого христианского движения (РСХД).

Еще одна трагическая история, разбившая семью в том же 1929 году по тому же «Кремлевскому делу», — история Александра и Татьяны Сиверс.

В апреле 1925 года Александр Александрович Сиверс был арестован по знаменитому «делу лицеистов» и приговорен к 10 годам концлагеря с конфискацией имущества. Как и Георгий Осоргин, Сиверс был направлен в Соловецкий лагерь. Как и к Осоргину, к Сиверсу летом 1929 года приезжала на Соловки супруга Татьяна Николаевна (урожденная Юматова). В ночь с 28 на 29 октября 1929 года Александр Сиверс был убит в результате того же массового расстрела. После гибели супруга Татьяна Николаевна уехала во Францию, куда ранее ей удалось отправить их единственного сына. В эмиграции Татьяна Николаевна приняла постриг под именем Мария в одном из монастырей на Луаре.

P.S. Хочется все-таки надеяться, что создатели фильма «СЛОН» не дрогнут, не испугаются красного воя и покажут в своей картине те страшные события 1929 года без прикрас.

 

 

 

 

 

 

Поделиться ссылкой: