Автор: Александр Гончаров
С прошлым необходимо обращаться бережно. От него зависят и наше настоящее, и будущее. Если мы начинаем приукрашать былые годы или наоборот замазывать их густой черной краской, то неизбежно уподобляемся человеку, поворачивающемуся спиной к мазурику, держащему в руке финку.
В рассмотрении тем, связанных с революциями в России начала XX века, этот образ выявляется наиболее четко. Но если в отношении 1917 года сейчас хоть как-то пересматриваются трактовки советского периода, несмотря на взвизги новых леваков, то с революционными днями 1905-1907 гг. дело обстоит совершенно удручающе.
Во-первых, сама хронология Первой «русской» революции хромает на обе ноги. В реальности она началась не в 1905 году, а в 1904-м. И отсчет революционного бунта надо вести не с пресловутого «кровавого воскресенья» (9/22 января 1905 г.), приключившегося в столице, но с вооруженных столкновений в Царстве Польском, балтийских губерниях и Грузии. Задолго до «кровавого воскресенья» здесь революционеры в массовом порядке проливали чужую и свою кровь.
В 1904 году появился и первый «мученик» революции. В апреле во время вооруженного противоборства с жандармами и полицией при обороне подпольной типографии СДКПиЛ погиб один из вожаков социал-националистов – некий Мартин Каспшак. Его имя вознесли на пьедестал и при первомайских демонстрациях в Польше выкрикивали в толпе. А уже в ноябре, после того как подошли деньги от японской разведки, развернулся самый настоящий революционный террор: убийства представителей российской власти, простых русофилов, подрывы железнодорожных путей и памятников русским Государям. О перманентных забастовках можно и не упоминать. Они шли сплошной волной.
Во-вторых, именно «кровавое воскресенье» в Санкт-Петербурге стало гнилой вишенкой на изрядно смердящем революционном торте. Провокация сработала на 100 процентов. И страшно, что работает и до сих пор.
Попробуйте, например, найти в интернете фотографии расстрела рабочих на Дворцовой площади, как о том вещают современные нам коммунистические «историки». Лично я не нашел ни одной. Фото движущейся толпы, войск и жандармов, стоящих вполне спокойно, находятся за один клик, а вот расстрелу посвящены только кадры из игрового кино и картины ангажированных художников.
Фотографов не нашли что ли? Ведь демонстрацию Гапон анонсировал заранее. Однако такое и помыслить нельзя. В столице Империи находилось много европейских журналистов, отнюдь не сочувствовавших Царской власти. Возможности фотографии и съемки кинохроники уже использовались достаточно хорошо.
И с фотографиями погибших дело обстоит туго. Вот реальные фото после Ленского расстрела (1912 г.) имеются, а после «кровавого воскресенья» попробуйте отыскать. Но где находятся прииски на Лене-реке и где Санкт-Петербург по отношению к Европе? Где бузина, а где Фивы?
Любопытно, что сам термин «кровавое воскресенье» придумал британский журналист Эмиль Джозеф Диллон, в 1905 г. работавший постоянным корреспондентом в The Daily Telegraph. А уж потом его подхватила «прогрессивная» печать.
Расстрела на Дворцовой площади не было по вполне прозаической причине: ни одна из колонн манифестантов до нее не дошла. Стрельба велась у Обводного канала, Шлиссельбургской пожарной части, Троицкого моста и при штурме баррикад на Васильевском острове, создание которых запустилось за два часа до объявленного шествия.
Уже в наши дни в журнале «Вопросы истории» была опубликована очень интересная информация: «Хочу сообщить журналу (и читателям) об одном случае из нашей истории. В 1961 г. мой жизненный путь пересёкся с судьбой престарелой москвички Марии Гавриловны Пластининой. Под «страшным» секретом она мне рассказала: «Я, девятнадцатилетняя ткачиха, была свидетельницей того самого «кровавого воскресенья» 9 января 1905 года. В людской толчее я попала в самые первые ряды и оказалась прямо перед цепью солдат, мешающих толпам рабочих подойти к Зимнему дворцу. Вдоль строя солдат быстро ходил офицер, и мы, заводские девчонки, залюбовались этим молодым, энергичным, подтянутым и хорошо одетым человеком. Особенно гляделись его аккуратные усы и невысокая офицерская шапка. Он, казалось, был недоволен тем, что толпа очень близко подошла к военному строю. Но всё было тихо и мирно. Внезапно к нему из толпы быстро подошел вплотную чисто одетый человек; офицер остановился и поднял голову, ожидая, видимо, каких-то слов или просьб. Но подошедший выхватил револьвер и выстрелил в офицера. Тот упал, и солдаты начали стрелять и в толпу, и в воздух. Я случайно уцелела. О том, что случилось, я позже, уже в году в 30-м, рассказала Александре Михайловне Коллонтай, с которой была хорошо знакома. Она внимательно меня выслушала и сказала: «Маша, никому об этом больше не рассказывай. Это тебе может очень сильно навредить».
И. А. Исаков».
(Исаков И. А. Как началось «Кровавое воскресенье» // Вопросы истории. №4. 1996.)
К сожалению, место события в заметке не указывается, но опять же здесь разговор не идет о Дворцовой площади, там легко можно было просто не допустить толпу близко к военным. Зато прямо говорится о провокации революционеров, приведшей к стрельбе солдат, потерявших неожиданно командира.
Великий русский психиатр Николай Васильевич Краинский (1869-1951) так писал о революционных событиях: «Страшный террор 1905-1907 годов выбивает лучших представителей власти, а пресса и общественное мнение одобряют эти убийства. На арену выступают новые люди, больше заботящиеся о личном преуспеянии, чем о победе над нарастающим повальным безумием.
В этом хаосе мыслей, верований и стремлений только две силы оставались вполне определенными: это, с одной стороны, умный русский Царь, понимавший ужас надвигающейся катастрофы, а с другой – революционное подполье, стремившееся разрушить старый мир, чтобы на его развалинах построить земной рай».
Слова «умный русский Царь», да еще и все понимавший, сказанные Краинским, могут вызвать только нервный тик у либералов и леваков, привыкших твердить как мантру, что Николай Александрович был непригоден к Царской власти. Но нам не стоит на них обращать внимания.
Если исходить из голых исторических фактов, а не их антимонархических интерпретаций, то вырисовывается картина: Первую революцию подавил именно Государь, отлично знавший, что делать, и умевший подбирать толковых исполнителей.
Как известно, революция развернулась на фоне японо-русской войны. К ней Россия готовилась, понимая важность для развития страны Тихоокеанского региона. Не забываем, что русские товары вытесняли на территории Китая (а это очень большой рынок!) местные в силу своего лучшего качества и дешевизны. Японии тоже был нужен Китай для стимулирования собственной экономики и экспансионистского духа. Еще в 1901-1903 гг. стало ясно, что столкновение неизбежно. Но Российская Империя хотела оттянуть его на 1905 год, чтобы заработал Транссиб и можно было успеть перевести военные корабли новой серии на Дальний Восток.
Японцы, получив финансирование от Великобритании и США, напали раньше, атаковав русские корабли 27 января (7 февраля) 1904 года без объявления войны.
В принципе, на сухопутном фронте особых успехов Япония не добилась, хотя преимущество и получила из-за сложности переброски русских войск на восток. Военно-морской флот России был слабее японского. Поэтому Государь и принял решение перебросить 2-ю Тихоокеанскую эскадру из Балтийского моря на Дальний Восток. Она начала свой путь, несмотря на откровенные акты саботажа, 2 октября 1904 года. Эскадру сформировали за очень короткий срок с учетом ввода в строй новых судов и ремонта старых, а также набора экипажей и обучения их.
Проект имел все шансы на успех. Командование эскадрой получил русский флотоводец З. П. Рожественский, потом оклеветанный со всех сторон, ибо до конца оставался верен приказу Императора. Положение, конечно, осложнилось из-за гибели 31 марта талантливейшего вице-адмирала С. О. Макарова, планировавшего до соединения со Второй Тихоокеанской эскадрой убрать Первую Тихоокеанскую эскадру из Порт-Артура и перебраться во Владивосток, попутно устроив крейсерскую охоту на японские транспортники. Из воспоминаний того времени известно, что как раз Рожественский мог возглавить Первую эскадру, а Макаров спешить уже ему на помощь.
Несмотря на потерю боеспособности Первой эскадрой в конце июля 1904 года, а также затем и сдачу Порт-Артура 20 декабря 1904 / 2 января 1905 г., смысл в движении эскадры все равно имелся. А Цусимское сражение 14 (27) – 15 (28) мая 1905 года, проигранное русским флотом, сыграло свою роль: уже через два дня японское правительство запросило помощи от американских посредников для заключения мира с Россией. Об этом как-то не принято вспоминать…
Кстати, потери действующих армий России и Японии в войне 1904-1905 гг. составили, по данным исследований Б. Ц. Урланиса: русские – 194959 человек, японцы – 261429 чел.
Россия вполне выигрывала войну, но революция, развернувшаяся в стране, этого сделать не дала. Ситуация сложилась тяжелейшая: забастовки, сепаратизм, волнения на селе, брожения и мятежи в войсках и на флоте, выступление большой части интеллигенции и промышленников против Самодержавия. Революционное движение подпитывалось финансами из-за рубежа и «угнетенными» капиталистами-старообрядцами, владевшими примерно 50-60% капиталов в России и люто ненавидевшими тот строй, при котором они сумели разбогатеть. Достаточно сказать, что восстание в Москве произошло при поддержке владельцев фабрик и заводов, которые принадлежали к различным старообрядческим сектам. Фабрикант Шмит сам вооружил своих рабочих, щедро заимствуя деньги из капиталов родственников – Морозовых.
Отметим, что старообрядцы оказались причастны и к бунтам на селе. В 1905 году на средства старообрядца В. Рябушинского был создан пул из 120 агитаторов, отправившихся с пропагандой борьбы за землю к крестьянам. В сельской местности еще действовали небольшие боевые «дружины» эсеров, поджигавшие помещичьи усадьбы в тех местностях, где крестьяне не желали примыкать к мятежу.
Поэтому в таком положении государства и потребовался комплекс мер, содержавший, как жесточайшие решения, так и реформаторского плана.
Государь Николай Александрович со всем этим справился великолепно. Для подавления вооруженных выступлений и сепаратистов Государь привлек людей, для которых слово Империя не было пустым звуком. Всех перечислить невозможно, упомянем только Александра Меллер-Закомельского, Карла Ренненкампфа, Георгия Мина, Дмитрия Трепова и Федора Дубасова. Все они прошли военную службу с самых низов и до высоких чинов, а потому знали, что происходит не только вверху, но и внизу.
Кроме того, назначение Председателем Совета министров Российской Империи Петра Столыпина явилось ключевым фактором в завершении мятежа и начале реформ, особенно в аграрном секторе.
Зная фактологию Первой революции, никогда не поверишь, что она была «русской», «народной» и «революцией бедных». Возьмем всего лишь два примера. В период декабрьского вооруженного мятежа в Москве солдаты Семеновского полка освободили рабочих Прохоровской фабрики, захваченных «рабочими» дружинниками. А после ликвидации Читинской республики генерал Ренненкампф приказал арестовать ее руководителей: Антона Костюшко-Валюжанича, Эрнеста Цупсмана, Прокопия Столярова и Исайю Вайнштейна. Рекомендуется узнать самостоятельно, кто из них был рабочим и принадлежал к русской национальности…
Чтобы перенести политические страсти с улицы в парламент Его Величество и издал манифест от 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка». Он и расколол либерально-революционные силы.
Государь постепенно издал множество важных актов: об отмене выкупных платежей крестьянами, об отмене телесных наказаний, в том числе и нижних чинов в армии и на флоте и т. д. Это после подавления «горячей» фазы революции и привело к стабилизации в стране. Безусловно, огромное значение имела еще и Николаевская аграрная реформа, проводимая с 1906 года П. А. Столыпиным. Николай Александрович выделил находившиеся в его личной собственности земли (27 млн га) на Алтае Переселенческому управлению для крестьян-переселенцев. Земли отдавались за почти номинальную плату, причем с рассрочкой на 49 лет.
Государь успешно поборол Первую революцию (1904-1909), разобраться с «Февралем» в 1917 году ему просто не позволили.
