Автор: Александр Гончаров
В советское время лектор, рассказывающий о революции, обязательно искал и находил социально-экономические причины, а потом еще и упоминал фразу «верхи не могут, низы не хотят». Вся эта словесная эквилибристика требовалась для того, чтобы замаскировать истину – у В.О.С.Р. причин не было. На авансцену просто выскочил варвар и откровенно дикими методами вывернул всю Россию наизнанку.
Впрочем, это не был варвар в классическом значении слова. Все-таки в эпоху Поздней Античности варварами именовались внешние нецивилизованные племена и племенные союзы. В России же вылупился варвар внутренний, в кургузом пиджачке, в кепочке или котелке, а иногда и с изящной тросточкой в руке. И обозвался он «авангардом пролетариата». Какой пролетарий не любит барскую тросточку и барский гардероб?..
А что там писал британский разведчик и историософ Тойнби? Заглянем в его труд: «Эллинистический внутренний пролетариат формировался прежде всего из числа свободных граждан и даже из аристократов эллинистический политической системы. Первые рекруты были прежде всего обделены духовно, но, разумеется, их духовное оскудение, как правило, сопровождалось и материальным обнищанием. Вскоре эти первые ряды пополнились рекрутами из других источников. Те были пролетариями как в духовном, так и в материальном плане изначально» (Арнольд Дж. Тойнби. Постижение истории).
В России подобные «духовные пролетарии» или пролетарские варвары и установили свою власть – новое модернизированное ордынское иго, но не в восточном, а западном стиле. Они и кормились на Западе и оттуда питались теориями и философскими системами, не признавая ни веру, ни государство, ни культуру своего народа.
Сейчас поклонники большевизма любят рассуждать о том, что при советской власти и в космос Гагарин полетел, и Останкинскую телебашню построили, да и много еще чего сотворили. Все это хорошо, но не понятно, а советская власть-то причем? Если следовать их логике, тогда и иконопись Андрея Рублева, и «Москва белокаменная» появились благодаря Орде.
Варвар умеет разрушать, а вот сооружать не приучен. Поэтому даже и мавзолей «вождю мирового пролетариата» был построен по рисункам и проекту действительного члена Императорской Академии художеств Алексея Викторовича Щусева. Но здесь ничего нового не произошло. Точно также, полторы тысячи лет тому назад, вожди варваров, ставших королями в бывших провинциях Римской Империи, использовали образованных римлян и романизированных галлов в своих интересах.
То, что варвары-пролетарии (прошу не путать с рабочим классом, он тут совершенно не причем!) проваливают страну в архаику быстрее заметили, точнее прочувствовали, не ученые мужи, а поэты и писатели, кто-то до революции, а кто-то и позже.
У Николая Гумилева (1886-1921) в стихотворении «Варвары» (1908) дух прихода варвара ощущается остро:
Когда зарыдала страна под немилостью Божьей
И варвары в город вошли молчаливой толпою,
На площади людной царица поставила ложе,
Суровых врагов ожидала царица, нагою…
Правда, затем Гумилев варваров показывает излишне благообразно и романтично, да и еще на фоне развращенной цивилизации, но «немилость Божью» «рыдающую страну» никуда не денешь.
Атилла и Чингисхан были великими чудовищами. Потому что величием обладали, даже имея кривые ноги и восседая на маленьких лохматых лошадках.
А что в революционной России? Пошлость. И картина – картавое кощеище не то плюется, не то рычит с облупленного броневика, в руках же не лук с золотыми стрелами, но кепочка, снятая с какого-то ограбленного буржуа среднего достатка. А ему внимают одураченные за гривенник массы. И превращаются в поклонников гуннов или обров.
Поэт Юрий Галич (генерал и участник Белого движения Георгий Гончаренко) так писал о революционных событиях: «Да не будут истолкованы мои слова как жалобы рафинированного эстета, не выносящего зрелища народной толпы. Но дело именно в том, что это не был народ в истинном значении слова. В огромном большинстве это был полупьяный, праздный, тёмный столичный сброд, отбившаяся от своего дела солдатчина, торжествующий хам, взбунтовавшийся раб, не сознающий жестоких последствий своей «победы».
Хам и лег под новых обров, а не русская нация. С ней ведь и расправлялись жестоко и беспощадно. Достаточно вспомнить расстрелы крестьян и рабочих, мещан и дворян из пушек и пулеметов, а потом и применение отравляющих газов на Тамбовщине.
Впрочем, товарищ Ульянов ничего и скрывал: «Мы вступили сюда, КАК ВСТУПАЕТ ЗАВОЕВАТЕЛЬ В НОВОЕ МЕСТО, и тем не менее, несмотря на все условия, в которых мы работаем, мы всё же победили на фронте» (Из речи В.И. Ленина 6 ноября 1920 г. на торжественном собрании пленума Моссовета, Московского горкома РКП(б) и Московского губернского совета профсоюзов, посвященного 3-й годовщине Октябрьской революции (Ленин В.И. ПСС. — 5-е изд. — М.: ИПЛ, 1970. — Т. 42. — С. 5-6).
А что далее стало с «ленинской гвардией», за исключением отдельных лиц? «Быша бо Обре телом велици и умом горди, и Бог потреби я, помроша вси, и не остася ни един Обрин; есть притча на Руси и до сего дне: погибоша аки Обре». Зиновьев, Каменев, Троцкий, Бухарин – все как обре… У варваров может быть только один великий вождь, он же – шаман, учитель, друг юношества и прочее.
Лучше всего варварскую революционную стихию поняли Александр Блок и Максимилиан Волошин и пошли к ней в услужение. Может быть, они мечтали занять место менестрелей при дворах большевистских «королей»? Как знать.
Волошин в 1917 году написал жестокие строки:
В глухую ночь шестого века,
Когда был мир и Рим простерт
Перед лицом Германских орд
И Гот теснил и грабил Грека,
И грудь земли, и мрамор плит
Гудели топотом копыт,
И лишь монах, писавший «Акты
Остготских королей», следил
С высот оснеженной Соракты,
Как на равнине средь могил
Бродил огонь и клубы дыма,
И конницы взметали прах
На желтых Тибрских берегах, —
В те дни все населенье Рима
Тотила приказал изгнать.
И сорок дней был Рим безлюден.
Лишь зверь бродил средь улиц. Чуден
Был Вечный Град: ни огнь сглодать,
Ни варвар стены разобрать
Его чертогов не успели.
Он был велик и пуст, и дик,
Как первозданный материк.
В молчаньи вещем цепенели,
Столпившись, как безумный бред,
Его камней нагроможденья —
Все вековые отложенья
Завоеваний и побед:
Трофеи и обломки тронов,
Священный Путь, где камень стерт
Стопами медных легионов
И торжествующих когорт,
Водопроводы и аркады,
Неимоверные громады
Дворцов и ярусы колонн,
Сжимая и тесня друг друга,
Загромождая небосклон
И горизонт земного круга.
И в этот безысходный час,
Когда последний свет погас
На дне молчанья и забвенья,
И древний Рим исчез во мгле…
А потом еще и добавил:
С Россией кончено… На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи.
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
Впрочем, Максимилиан Волошин и сам чувствовал свою близость к новым варварам, недаром он постоянно глумился над русской историей, выворачивая ее наизнанку в своих стихах.
Александр Блок же воспел варварство в «Скифах» и поэме «Двенадцать». В поэме просто показано шествие красногвардейского патруля по завоеванному городу. Патрулю не дорого ничего, он состоит из варваров, которые готовы убивать и разрушать:
Кругом – огни, огни, огни…
Оплечь – ружейные ремни…
Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь –
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!
Весьма примечательная история с поэмой приключилась по воспоминаниям В. М. Нольде: «Любопытный эпизод мне рассказал поэт Рюрик Ивнев, бывший в годы революции секретарем А.В. Луначарского. Вскоре после написания Блоком поэмы «Двенадцать» он поехал читать её матросам-балтийцам на военный корабль. Поэтому матросы слушали как завороженные и, увидев впившиеся в него глаза, он вдруг почувствовал, что не может произнести: «впереди – Исус Христос» и закончил поэму словами: «впереди идёт матрос». Что тут поднялось. Матросы вскочили, бурно выражая свой восторг поэмой, кричали, аплодировали, бросились к Рюрику, настолько естественной, органичной для них была такая концовка поэмы».
Варвары поняли идею Блока лучше самого Блока. Матросики-кокаинщики, душегубы и анархисты знали, что такое революция и как шмонать «етажи».
«Скифы» же появились после «Двенадцати». И здесь вылилось разочарование Блока от срыва переговоров с немцами в Брест-Литовске. Варвары-«скифы» в стихотворении угрожают «цивилизованным» европейцам, что спустят на них более диких варваров-«гуннов». Европейцам блоковские скифы говорят: «Мы – свои. Примите нас к себе. А откажитесь, то вас ждет Армагеддон».
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы – отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
В последний раз – опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
Блок знал, куда обращать свой зов. Большевизм-варвар пришел с Запада, а не с Востока. Вот и пришлось пугать готов и вандалов гуннами.
Немецкий философ Мартин Хайдеггер душеньку большевизма разглядел не хуже Блока: «Большевизм – плод «западно-европейской рациональной метафизики Нового времени» и не имеет ничего общего с «русскостью». Но он также нам помогает лучше понять таких людей как Волошин и Блок: «Существуют рынки рабов, на которых сами рабы зачастую являются крупнейшими торговцами».
Обры – рабы, рабы – обры! Какой зачин для революционной песенки получится. Только не дай Бог запеть ее вновь в России! Нового варварства стране не выдержать.
