Автор: Александр Гончаров
Писатель Владимир Набоков, принадлежавший к первой или «Белой» волне русской эмиграции (после революции 1917 года и гражданской войны), в своей книге «Другие берега» вспоминал: «Наша безнадежная физическая зависимость от того или другого государства становилась особенно очевидной, когда приходилось добывать или продлевать какую-нибудь дурацкую визу, какую-нибудь шутовскую карт д’идантите, ибо тогда немедленно жадный бюрократический ад норовил засосать просителя, и он изнывал и чах, пока пухли его досье на полках у всяких консулов и полицейских чиновников. Бледно-зеленый несчастный нансенский паспорт был хуже волчьего билета; переезд из одной страны в другую бывал сопряжен с фантастическими затруднениями и задержками. Английские, немецкие, французские власти где-то, в мутной глубине своих гланд, хранили интересную идейку, что, как бы, дескать, плоха ни была исходная страна (в данном случае советская Россия), всякий беглец из своей страны должен априори считаться презренным и подозрительным, ибо он существует вне какой-либо национальной администрации. Не все русские эмигранты, конечно, кротко соглашались быть изгоями и привидениями. Некоторым из нас сладко вспоминать, как мы осаживали или обманывали всяких высших чиновников, гнусных крыс, в разных министерствах, префектурах и полицейпрезидиумах».
Как мы видим, он с явным неодобрением относится к «нансенскому паспорту», на самом деле некоему сертификату, позволявшему русскому эмигранту хоть как-то локализоваться за пределами Советской России. «Добрая» советская власть в 1921 году лишила российского гражданства всех тех, кто, по ее мнению, незаконно покинул территории ею же и опекаемые.
«Нансеновские (нансенские) паспорта» были официально введены Лигой Наций 5 июля 1922 года по решению Женевской конференции представителей правительств. На этой же конференции официально в международные правовые документы вносилось понятие «беженец». Данные факты грустны для русской истории. Поводом и для выдачи «нансеновских паспортов», и для юридического укоренения «беженца» стал Русский Исход из покоренной Советами страны после революции 1917 года и гражданской войны.
Оценки количества людей первой постреволюционной эмиграционной волны разнятся, но примерно оно составляет от 1, 5 до 5 млн. человек. Разноголосица в этом вопросе понятна, ученые либо ориентируются на данные американского Красного Креста, либо Лиги Наций, либо ведут подсчет с учетом людей, ставших гражданами отколовшихся от России стран, вроде Эстонии, Польши, Финляндии и т. д. В любом случае наплыв русских беженцев сильнее всех ощутили Европа и Китай. Ушедшие от «прелестей» советской власти и ее не признавшие, остались без основного документа, удостоверяющего личность. Бывшие союзники Российской Империи по Антанте как-то легко, можно сказать, «дружески», признали «царские паспорта» не имеющими значения.
В этих условиях предложение о сертификатах, выдвинутое Фритьофом Нансеном, назначенным Лигой Наций Верховным комиссаром по делам беженцев, было настоящим спасением для русских, потерявших Родину. Нансен – известный полярный исследователь, ученый, член русского Императорского географического общества, организовавший помощь голодающим в Поволжье, попытался хоть как-то разрешить проблему беженцев. До него с документами для них особенно никто и не заморачивался. Кстати, русских, интернированных в Китае, Нансен помог расселить в Канаде, Австралии и Новой Зеландии.
«Нансеновский» паспорт-сертификат, конечно, не был панацеей от всех бед, но благодаря ему русский эмигрант худо-бедно получал возможность легально обращаться в органы власти страны пребывания, работать и жить в соответствии с местным законодательством. Но сертификат отнюдь не позволял получать пособие по безработице, социальные выплаты неимущим, а въезд в другую страну разрешался только по специальному разрешению, причем имелись шансы, что обратно уже и не впустят.
Среди русских эмигрантов оказалось много деятелей, прямо или косвенно принимавших участие в революции и агитировавших за установление «демократии» в Российской Империи по принципам «передовых европейских держав». Те, кому не удалось споро стать гражданином той или иной страны, пришлось ощутить на себе демократические свободы и права, предоставленные бывшим союзникам. Без плеча Империи и без Имперского паспорта русские эмигранты попали в положение худшее, чем то, в котором находились выходцы из африканских колоний.
«Нансеновский паспорт» мог получить далеко не всякий русский. Надо было предъявить удостоверение личности, выданное до 1917 года или хотя бы при Временном правительстве. В некоторых случаях учитывался и советский паспорт (для тех, кто выехал позже 1921 г. или был выслан большевиками). Первоначально паспорт выдавали после сбора пошлины в 5 франков (и на него наклеивалась соответствующая марка с профилем Нансена), потом было принято решение, что неимущим можно оформить и бесплатно. А еще отметим такой факт, что обладателями «нансеновских паспортов» являлись: Иван Бунин, Сергей Рахманинов, Анна Павлова, Илья Репин, Игорь Стравинский и другие люди, которых сейчас принято считать гордостью России.
В 1924 году Лига Наций определила, что «нансеновские паспорта» могут получить и 320 тыс. армян, бежавших из Турции, от резни, устроенной турками-националистами. Фритьофа Нансена за его работу вполне справедливо удостоили Нобелевской премии мира в 1922 году. В городе Осло (столице Норвегии) на стене ратуши установлен барельеф в честь Нансена, где имеется изображение и «паспорта беженца».
Удивительно, но «Нансеновский паспорт» одновременно стал и символом унижения русских, но также и символом торжества русского духа, ибо находились люди, отказывавшиеся от гражданства иных стран, кроме России и презиравшие советские «паспортины» из штанин Маяковского, с серпом и молотом на обложке. Так, например, Анастасия Ширинская-Манштейн прожила более 70 лет с «нансеновским паспортом» в Тунисе, заменив его на современный российский паспорт только в 1997 году.
