Автор: Владимир Катасонов (профессор, доктор философских наук, доктор богословия)

 

Заметки на актуальную тему

 

В блогосфере идут активные дискуссии о реформировании Института философии РАН. Я в свое время достаточно долго проработал в этом учреждении и считаю, что имею право также высказать свои соображения по этому поводу.

Амбиции современного руководства ИФРАН во многом связаны с той идеологией института, которой руководствовался в 90-х годах его директор В.С. Степин. Эта идеология провозглашала философов пионерами новых цивилизационных путей. Именно философы, опираясь на анализ прошлого и настоящего культуры, должны были набрасывать контуры будущей цивилизации. Эта чисто гуманистическая, безбожная доктрина была новым переизданием марксовского тезиса: «Философы лишь различным образом интерпретировали мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его («Тезисы о Фейербахе»)». Соврал в этом тезисе Маркс, ибо прежде, чем изменять мир, он уже интерпретировал его в духе истмата, соврали и его отечественные последователи: вся традиционная русская культура и мысль были, де, только предчувствием марксистской социологии. И Достоевский, конечно, — великий художник, потому что гениально изображал страдания простого народа…

Принципиальный вопрос: чем там они в ИФРАН занимаются? И вообще, наука ли философия? Большинство философов не согласятся с тем, что философия есть наука. Философия есть нечто среднее между наукой и искусством. В ней есть и строгость мышления, и свобода в выборе ориентиров. Мне ближе всего определение А.С. Хомякова: философия есть вывод из всего накопленного знания, и пропедевтика религии. Анализ знания, его предпосылок, методологии, ценностного и антропологического горизонтов и вскрытие неизбежных трансцендентных установок. Парадоксальным образом Степинская замена кандидатского экзамена по философии на экзамен по истории и философии науки привела к интенсификации исследований по философии и истории науки в естествознании и, в частности, особому вниманию к религиозным корням науки (отечественные исследователи П.П. Гайденко, А.В. Ахутин, В.П. Визгин и др.). Тем более эти же начала все более привлекали к себе внимание в гуманитарной науке, чем подтверждался Хомяковский взгляд на философию.

Реформа ИФРАН. Прежде всего следует отметить то, что важно сохранить, и что было достаточно развито в институте в прежние годы. Советская философская схоластика сменилась в 80-х годах интенсивным изучением западной философии. И это было очень полезно, т. к. отечественная философская культура, замордованная марксистской схоластикой, значительно отстала от мирового уровня. Мы и по сегодняшний день все еще недостаточно освоили феноменологическую традицию, да и традиция аналитической философии для нас все еще в новинку (хотя благодаря англо-американскому влиянию последнего 30-летия ей и уделялось определенное внимание). Мы все еще в экзистенциализме, все еще бесконечно жуем Хайдеггеровский Dasein!.. Поэтому систематическое изучение истории западной философии, в частности философии XX столетия, должно остаться одним из приоритетных направлений работы ИФРАН.

Но как же сделать так, чтобы ИФРАН служил России, в особенности в современной ситуации ожесточенной идеологической войны с глобализмом? Конечно, необходимы организационные изменения: смена руководства, изменение структуры, очистка от русофобов и иноагентов. Но что далее? Ретивые патриоты, далекие от самой философской «кухни», говорят нередко, что нужно сосредоточиться на русской философии. Но русская философия многообразна. Есть Хомяков, Киреевский, Данилевский, Леонтьев, Ильин и т. д., а есть Чаадаев, Герцен, Бакунин, Лавров и др. (инициалов не привожу, как говорится sapienti sat). И все они важны в общей экономии русской философии, все они суть свидетельство богатства русской мысли, русской культуры. Всем должно быть уделено внимание в исследованиях, статьях, книгах. Но всем по-разному.

Как же это реализовать?.. Здесь, по моему мнению, очень важно слово традиция. Слово, которое очень часто повторяется нашим президентом, и научный институт, созданный и поддерживаемый государством, должен так или иначе учитывать основные направления государственного политики. Как неоднократно подчеркивалось, война, которую мы сегодня ведем, — это не просто война с русофобским киевским режимом. Это война с мировым глобализмом, с его агрессивной военной, экономической, политической стратегией и не в последнюю, а, может быть, даже в первую очередь война с демонической либеральной идеологией расчеловечевания, разрушения всех, созданных Богом, норм жизни. В этой борьбе мы должны ясно представлять, за что мы воюем, что есть тот Русский мир, который мы защищаем. Это понимание необходимо, прежде всего нам самим, нашим воинам, их матерям, женам и детям. Но оно нужно и всему миру, находящемуся в глубочайшем духовном кризисе. И сегодня Россия должна объяснить им, показать нашу русскую правду и философскую истину. Во всей этой идейной борьбе роль философии незаменима. Так было всегда. Во время Первой мировой войны почти все крупные русские философы с готовностью откликнулись на призыв духовной защиты Родины. Ими было написано множество статей, показывающих, что разразившаяся война есть не только война пушек, но война культур и идеологий (например, В.Ф. Эрн, «От Канта к Круппу»; Н.А. Бердяев, «Мысли о природе войны»; Е.Н. Трубецкой, книга «Смысл войны» и др.). Именно подобного ответа и ждет сегодня Россия от нашей философии. Сегодняшним философам-«ждунам» должно быть стыдно перед классиками русской философии, перед всем «философским пароходом» за малодушие и желание отсидеться в своей академической щели, пока идет бескомпромиссная кровавая битва за существование России и Русского мира.

Возвратимся к традиции — традиции в русской философии. При всем многообразии направлений в последней должно констатировать, наличие некоего главенствующего тренда. В нашей философии очень немного исследований по чистой эпистемологии, она в основном сосредоточена на философии истории, философии человека (антропологии), вскрытию религиозных начал мысли (по Хомякову), связи с православной традицией. Это есть мейнстрим нашей философской традиции, и это признаем не только мы, но и западные историки философии. Это наша философская Родина, и именно эту умственную традицию нужно изучать, поддерживать и с помощью ее анализировать современную культуру.

На этом пути нас всегда поджидают традиционные соблазны.

Соблазн «русскости». Русская философия не есть что-то однородное, нельзя выделить какого-то философа или группу и сказать, что вот это и есть русская философия и на нее надо равняться. И у западников есть полезные идеи и стороны (тот же А.И. Герцен или В.С. Соловьев, если даже считать его западником), и у славянофилов свои огрехи (у А.С. Хомякова в определенной степени народничество, у Н.Я. Данилевского – герметичность его культурно-исторических типов и т. д.). Нужно хорошо усвоить, что философия и идеология – это разные вещи и нельзя любые философемы истолковывать сразу политически. Задача состоит в том, чтобы взять все лучшее из наследия наших философов, сохранить это в копилке того, что называется русской традицией, развивать это и применять для осмысления сегодняшней культурно-исторической ситуации.

Другим соблазном являются самодельные оценки с некой, будто бы «православной точки зрения». Повсюду выскакивают самозваные «эксперты», не имеющие обычно ни богословской базы, ни какого-либо научного признания, нагло и безапелляционно расставляющие оценки философам и философиям с «христианской», с «библейской», с «православной» точек зрения. В нашем не шибко богословски образованном обществе подобных самодельных эрудитов не мало, и постоянно приходится слышать: «Достоевский неправославен», «Соловьев – враг России», «Ильин – фашист» и т. д. Обычно это звучит из уст персонажей, не написавших ни одной книжки, а то и ни одной дельной статьи, достойной прочтения. Им не жалко выбросить с корабля современности ни Достоевского, ни Соловьева, ни Ильина!.. Все это выдает их совершенную чуждость, а то и скрытую враждебность русской культуре, хотя и прикрывающейся некой «церковностью». Нужно всегда помнить и объяснять, что культура и Церковь – это все-таки различные вещи, и философия не сводится к богословию.

Выводы. Реформа ИФРАН предполагает два момента: организационный и идейный. Организационно необходимо сменить в институте руководство и исключить из его состава иноагентов и русофобов. С идейной, программной точки зрения необходима работа по поддержанию традиции отечественной философской мысли, что предполагает ее изучение и развитие с помощью современных философских технологий, проявленных в мировой философской культуре. Не стоит ждать здесь какой-то «революции» в отечественной философии и быстрых успехов. Скорее речь идет об определённой «контрреволюции», как о трудной работе по расчистке горизонта отечественной мысли от остатков марксистских и либеральных мифов и философем и возврату на Родину отечественного любомудрия, тесно связанного с историей и культурой России.

В конце хочется вспомнить слова великого русского философа Алексея Федоровича Лосева, написанные им во время войны, в 1942 году. У него, прошедшего через ГУЛАГ, искалеченного физически и психически, потерявшего жену, достойную работу, рукописи, библиотеку, могло бы быть много претензий к Родине… Но мы не слышим здесь жалоб и осуждения. Мы слышим здесь невозмутимый голос философа, подобный мужественному голосу Сократа, обращенный ко всем временам и к нашей совести: «Родина есть общее, но не мыслительно, не логически только общее, а физически и социально общее. Родина есть не то общее, которое только сформулировано в голове, занумеровано, проштемпелевано и зарегистрировано в науке. Родина есть то реальное общее, которое меня реально породило с моим человеческим телом и с моей человеческой душой. Это общее — потому родное мне, родственное мне. Здесь мой отец и мать, не физически только, а для всего того, что во мне есть, и для личности моей отец и мать, и для социальности моей отец и мать, и для духовной жизни моей родители и воспитатели. Всякая философия, которая не кончается учением о Родине, есть наивная и ненужная философия. Ее «обобщения» слишком узки и ничтожны; ее «познание» слишком нежизненно, ее «мир» и «бытие» — пустота и тюрьма, всезлобное исступление рассудка, безличное распятие живого духа на Голгофе собственного жалкого самообожествления» (Жизнь. С.542 // Лосев А.Ф. Я сослан в XX век…В двух томах. Т.1. М., «Время», 2002. С.504-556).

 

 

Поделиться ссылкой: