Автор: Елизавета Преображенская
Гражданская война, развязанная большевиками, стала одной из крупнейших трагедий русского народа за всю его историю. Трагедии глобального масштаба смешались в ней с сугубо личными, семейными. Так произошло и в одной из русских театральных династий.
Николай Рощин-Инсаров родился в помещичьей семье, служил в гусарском полку, однако, в 1883 году принял решение связать свою жизнь не с армией, а со сценой. Он сыграл целый ряд запоминающихся ролей на сцене театра Корша и в провинции, однако, его актерская карьера была менее яркой, чем сценические судьбы двух его дочерей: Екатерины Рощиной-Инсаровой и Веры Пашенной.
Первой по стопам отца пошла Екатерина, она и взяла себе сценическую фамилию отца – Рощина-Инсарова. Вера поступила на сцену немного позже и выбрала себе подлинную фамилию отца – Пашенная. До революции более известна и заметна была Екатерина. Она была красавицей в духе Лины Кавальери, вращалась в кругах высшей аристократии, дружила с княгиней Ольгой Валериановной Палей и Великой княгиней Марией Павловной-младшей, вышла замуж за графа С.А. Игнатьева. Вера же до революции оставалась в тени сестры и других актрис русской сцены. Отношения между сестрами не сложились – Вера после расставания родителей жила с матерью, Екатерина – с отцом, а после его смерти сначала жила у родственников, а после поступления на сцену – самостоятельно. К матери и сестре ее не тянуло и, вероятно, между ними всеми случился какой-то такой болезненный разлад, после которого Екатерина и вовсе избегала разговоров о родственниках.
В годы Первой мировой войны Екатерина Рощина-Инсарова, как и многие ее коллеги, поступила в госпиталь сестрой милосердия и помогала раненым. Однако, в 1917 году произошли необратимые перемены.
В страшный день 26 февраля Екатерина Николаевна была в театре. Она в тот вечер играла главную роль в лермонтовском «Маскараде». В постановке этого спектакля принимал участие Мейерхольд: «Был такой замысел, что когда кончается последний акт, то вместо настоящего занавеса сначала спускается такой прозрачный тюлевый занавес – черный с большим белым венком посередине. Замечательный был венок, нарисованный Головиным. Две большие двери на заднем плане были, и из задней двери выходит в треуголке, в плаще, с косой скелет, проходит прямо на авансцену и уходит в дверь. И вот как будто действительно символично прошел скелет, и умер Императорский театр» — рассказывала Екатерина Николаевна в интервью.
А выйдя из театра после спектакля, и актеры, и зрители уже почувствовали, что прежней России больше нет. «Я возвращалась домой и уже были выстрелы, уже нужно было прятаться за углами…», — вспоминала Е.Н. Рощина-Инсарова. Революционные перемены шокировали Екатерину Николаевну, она всегда терпеть не могла Керенского, считала его выскочкой и презирала истеричный культ преклонения перед ним. Впрочем, культ этот просуществовал совсем недолго и развеялся словно дым за несколько месяцев. Затем наступил еще более страшный 1918 год. Его Екатерина Николаевна вспоминала так: «Замерзший Невский, трупы лошадей, вспухшие от голода, очереди, голодовка». Но тяжело было не только от бытовых проблем, стало просто невозможно работать. Победивший пролетариат вел себя хуже взбесившихся обезьян. Последней каплей для Рощиной-Инсаровой стал вопиющий случай во время спектакля «Гроза»: «Когда шла «Гроза», во время первого акта, во время монолога Катерины, я сидела на первом плане, это, так сказать, кредо всей роли, все то, что Катерина собой представляет, она рассказывает, очень важный монолог, в очень маленьком расстоянии… И вдруг на первый план в нескольких аршинах от меня вылезла какая-то девица в ситцевой кофточке, с рукой полной семечек. И стояла на первом плане на сцене. Я ей, закрыв лицо, незаметно для публики, сказала: «Уйдите отсюда!». Она хохотала. Тогда я рабочему, который в кулисе, сказала: «Уберите ее!». Рабочий махнул рукой и захохотал. Как я кончила первый акт, я не помню. Вы сами можете понять состояние актрисы, когда видишь такое безобразие, которое творится на сцене. Опустился занавес, аплодисменты, хотели поднять занавес, я сказала:
– Нет! Потрудитесь рабочих позвать на сцену!
– Что случилось?
– Ничего не случилось, потрудитесь позвать рабочих на сцену, потом я вам объясню, что случилось.
Рабочие пришли все. Я говорю:
– Чья знакомая, кто позвал, кто выпустил на сцену?
Молчание. Я сказала им все, что о них думала, в довольно резкой форме, в повышенном тоне. Тогда выступил старший рабочий:
– Катерина Николаевна, теперича кричать нельзя! Теперича мы все равны.
Вот тут я уже вышла совершенно из себя. Я говорю:
– Что!? Ты со мной равен!?
Схватила свой головной убор, довольно тяжелый золотом шитый кораблик, сорвала с головы. Кинула ему в лицо:
– Играй сам, мерзавец, второй акт, если ты со мной равен! Пусть на тебя смотрят!
И ушла в уборную. Со мной сделалась истерика. Я заплакала. Действительно, это настолько возмутительный случай, что и описать нельзя».
После этого Екатерина Николаевна приняла твердое решение уехать туда, где нет революции: сначала – в Киев, затем в Одессу, а уже оттуда эмигрировала вместе с супругом на Мальту. Прожив некоторое время в Риме, Рощина-Инсарова с маленьким сыном, появившимся на свет в Риме, решила переехать в Париж.
Незадолго до отъезда, Рощиной-Инсаровой передали, что с ней ищет встречи Луначарский, на что она гордо ответила: «Передайте этой торжествующей свинье, что жизнь длинна, что я, может быть, приду к нему просить продовольственную карточку, может, милостыню придется просить, но о русском театре я с ним разговаривать не приду, пусть не ждет».
В Париже Екатерина Николаевна продолжала играть на сцене, хотя конечно это уже не приносило таких доходов, как в дореволюционной России. В 1923 году Екатерина Николаевна приезжает играть туда, где русской публики было большинство – в Ригу. Там она не только принимала участие в постановках Русского драматического театра, но и открыла свой Камерный театр. Но и здесь дела шли не так хорошо, как хотелось бы. В 1925 году Екатерина Николаевна снова отправляется в Париж. В столице Франции она играет на сцене театра «Альбер», устраивает литературно-художественные вечера, дает уроки актерского мастерства. Среди ее учениц были Ани Вернье и оскароносная Лиля Кедрова.
Официально Екатерина Николаевна распрощалась со сценой в 1949 году, хотя и сделала исключение в 1957 году для своей близкой подруги Надежды Тэффи, приняв участие в вечере ее памяти.
К сожалению, семейная жизнь Екатерины Рощиной-Инсаровой так и не сложилась. С супругом она развелась еще в 1920-х годах, а с сыном никогда не была близка, виделись они очень редко. Дочь писателя Бориса Зайцева, Наталья вспоминала о Рощиной-Инсаровой в ее последние года: «Она нуждалась. И очень рано переехала в старческий дом Cormeilles-en-Parisis. Это была очаровательная старая дама — она просто притягивала к себе. Но она была очень одинока. И угасала…»
Екатерина Николаевна скончалась в 1970 году во Франции и похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Вера Николаевна Пашенная, в отличии от сестры, с головой окунулась в революцию. Когда сестра Екатерина проезжала через Москву, убеждала ее остаться в России и продолжить играть на сцене, но Екатерина Николаевна прекрасно понимала, что положение будет становиться только хуже. Останься она в России, скорее всего была бы арестована и отправлена в лагерь.
Вера продолжала работать в Малом театре, но занималась она не только сценой, но и любила прославляющие коммунизм речи. Ее не коснулись аресты и репрессии, но известно, что пытаясь умилостивить большевистские власти она была готова на всё, а потому однажды даже публично прокляла свою сестру-эмигрантку и обозвала её «иудой, предавшей русский театр». Было ли это красным дурманом, заполонившим ее разум или же к нему примешалась зависть, которую Вера с ранних лет испытывала к старшей сестре. В детстве она обожала Екатерину, посвящала ей стихи и стремилась походить на нее, а Екатерина ее неизменно игнорировала. Так или иначе, но, несмотря на проклятия и грязь в адрес сестры, Вера Николаевна продолжала с ней переписку и даже убеждала ее вернуться. Возникают сомнения в том, что эти письма, написанные в 1930-е года были искренними и отправлялись не по рекомендации людей с Лубянки. К счастью, Екатерина Николаевна продолжала игнорировать свою сестру, как делала это всю жизнь, потому и осталась жива. Страшно даже подумать о том, что могло с ней случиться, вернись она в 1937 году. «Любящая» сестра-коммунистка с радостью обличила бы на партийном собрании и отправила на сцену ГУЛАГа.
Как Екатерина была всегда верна своим взглядам и резко отрицательному отношению к революции, так и Вера осталась махровой большевичкой, а в 1954 году даже вступила в КПСС. Вера Пашенная умерла в Москве в 1962 году. Последняя встреча сестер была в 1918 году, с тех пор они больше не виделись.