Автор: Г. Литвинцев
Даже многие интересующиеся историей не часто вспоминают о тех событиях. Причем, как в Иране, так и в России. При упоминании о «Советской Персии», просуществовавшей с июня 1920 по сентябрь 1921 года, большинство удивленно распахивает глаза. А ведь Иран едва не разделил судьбу среднеазиатских султанатов и ханств и чуть не стал «советской социалистической республикой». Такой путь ему готовили присланные комиссары и местные коммунисты.
Конечно, большие события в жизни людей, а тем более в исторической судьбе народов, нельзя объяснить какой-то одной причиной, даже если она и кажется нам самой главной. С самого начала ХХ века северные области Персии трепали разного рода волнения и мятежи. Их причиной было недовольство населения экономической отсталостью, нищетой, архаичностью политического строя страны, растущей экспансией иностранного капитала, прежде всего российского и британского. Особенно сильны оппозиционные настроения были в провинции Гилян, что на южном побережье Каспийского моря. Здесь представители разных социальных групп – крестьяне, торговцы и ремесленники – сформировали довольно сильное «дженгелийское движение» (от слова «дженгель» – лес). Гилянские «лесные братья» вооружались и время от времени устраивали налеты на войска и правительственные учреждения. А в мае 1920 года в Гиляне разгорелась целая «Персидская революция»: начавшись вроде бы случайно от извне поднесенной спички, она вскоре привела к провозглашению Советской Республики и Временного революционного правительства.
Главным закоперщиком революционного пожара в Персии по праву можно назвать Федора Раскольникова, журналиста по профессии, в годы войны побывавшего в мичманах Императорского флота, а после Октября сделавшего стремительную революционную карьеру – из матросов в заместители самого товарища Троцкого по морским делам. Будучи с рождения Ильиным, взял он имя романного героя Достоевского исключительно из любви к «топорной работе». Немало офицерских голов после октябрьского переворота раскроил Ильин-Раскольников со своими «братишками» на Балтике. Он же организовал расправу над арестованными министрами Временного правительства Шингаревым и Кокошкиным, о которой с ужасом шептался весь Петроград.
В персидский портовый город Энзели Раскольников прибыл в боевой рубке миноносца «Карл Либкнехт», во главе эскадры и двумя тысячами «братишек» десантного отряда. Поводом для вторжения был угон в Энзели деникинцами нескольких судов из Астрахани. «На рассвете 18 мая, когда персы и англичане еще спали, наша эскадра неожиданно появилась перед глинобитными, с плоскими крышами домами Энзели, – вспоминал Раскольников. – Я на своем миноносце прошел вдоль берега. Выбрав место, удобное для высадки десанта, я распорядился поднять сигнал о начале десантирования. Несколько матросов в кожаных сапогах с высокими голенищами, крепко сжимая в руках коричневые винтовки, бодро выскочили на песчаную отмель. В их руках, как огромная птица, трепетало широкое Красное знамя с перекрещенными молотом и серпом. Матросы с привычной ловкостью и проворством влезли на телеграфные столбы, срезали медную пряжу проводов. Телеграфная связь Энзели с внешним миром была прервана. Затем они заняли шоссейную дорогу, идущую из Энзели на Решт и Тегеран». (Рассказы мичмана Ильина / Ф. Раскольников. — Москва: Сов. лит-ра, 1934. — 171 с.)
Боевым походом Раскольников руководил на пару со своей женой Ларисой Рейснер, имевшей немалый чин «когенмора» – комиссара Морского Генерального штаба Советской России. Рейснер когда-то слыла модной поэтессой, входила в поэтические кружки Петербурга, дружила с самыми прославленными поэтами «серебряного века», признававшими в ней несомненный талант.
Развить военный успех до степени «народной революции» Раскольников решил с помощью местных партизан. Он вступил в переговоры с вождем «дженгелийцев» Мирзой Кучек-ханом и уговорил его возглавить движение, обещая военную и иную поддержку Советской России. Кучек-хан со своими отрядами занял столицу провинции город Решт, провозгласил республику и стал готовиться к «освободительному» походу на Тегеран.
Поначалу все складывалось образцово-революционно. Раскольников с Рейснер заняли губернаторский дворец, упиваясь легкой победой, строя планы охвата «красным пожаром» всего Востока, вплоть до британской Индии. Решт окрасился кумачовыми флагами, для чего у местных торговцев реквизировали все запасы ткани соответствующего цвета. Советская республика быстро обросла привычными большевицкими атрибутами: Совнаркомом, Реввоенсоветом, Ревтрибуналом, Особым отделом, культпросветом, а также «исправдомами». Для последних пригодились старые шахские «зинданы». Придать событиям в Гиляне необходимую глубину и большевицкий характер, готовить поход на Тегеран из Москвы лично Троцким послан был «Якуб-заде» – Яков Блюмкин, профессиональный террорист, поначалу творивший «акты» в составе эсеровских дружин (это он по заданию эсеров в 1918 году застрелил германского посла Мирбаха), а затем покаявшийся и перешедший на работу в ЧК. Вот такие и подобные им «рыцари без страха и упрека» задумали освобождать соседнюю страну от «гнета средневековых пережитков». В своей автобиографии 1929 года о «персидской эпопее» Блюмкин написал коротко и ясно: «В 1920 г., после десанта в Энзели, я был командирован в Персию для связи с революционным правительством Кучек-хана. Там я принимал деятельное участие в партийной и военной работе в качестве военкома штаба Красной Армии, захватывал власть 31 июля 1920 г. для более левой группы Эхсануллы, руководил обороной Энзели».
22 августа под натиском шахских войск пал Решт. Порт Энзели удалось отстоять лишь благодаря артиллерии советских кораблей. Через день на помощь «персидской революции» из Баку прибыл стрелковый полк. Решт удалось отбить, но командование «Персидской Красной Армии» уже откровенно сообщало о «враждебности населения». «В персидских массах нет никакого энтузиазма, отсутствует воля к борьбе, все объято пассивностью и страхом, – докладывал в Москву советский полпред Шалва Элиава. – Вся наша работа в Персии, начиная с Раскольникова, – сплошное недоразумение, приведшее к дискредитированию Советской России вследствие недопустимых действий наших войск и политработников, а также неразборчивого якшания с такой политической рванью, как Кучек-хан или Эхсанулла. Сейчас Эхсанулла сам держится на наших частях, никакой опоры в массах он не имеет… Для дальнейшего: либо почетный уход, либо движение вперед на Тегеран».
Что же значил тогда весь многочисленный штат политотдела Красной армии, призванный вдохновлять и увлекать местных жителей? Можно представить, какое впечатление производили на неграмотных гилянских крестьян, торговцев, мулл, да и на спустившихся за добычей с гор повстанцев призывы к обобществлению собственности, к борьбе с «религиозным дурманом» и лозунги пролетарского интернационализма! Наглядные образцы общения с местным людом оставил нам Велимир Хлебников, побывавший в Иране в качестве агитатора политотдела:
Блистает глазами толпа,
В четки стуча,
Из улицы темной: «Русски не знаем,
Зидарастуй, табарича».
«Русски не знай, плёхо.
Шалтай-балтай не надо, зачем? плёхо!
(Поэма «Тиран без Т»)
Красноармейцы и дженгелийцы стояли в 42 верстах от Тегерана, когда шахские войска, усиленные донскими и кубанскими казаками из бывших деникинцев, перешли в контрнаступление. Не выдержав натиска, мобилизованные в Красную армию гилянские крестьяне, лесные смутьяны и пришлые «табаричи» разбегались или сдавались в плен. Кавказский дивизион Амирова встретился с казаками в сабельном бою – и был вырублен почти полностью. Из «Летучего отряда» осталось в живых только горстка красноармейцев. В их числе бежали в сторону моря начальник разведки Персидской Красной армии Мугуев, начальник агитотдела Абих, «русский дервиш» Хлебников, художник Доброковский… Бросить пришлось все – обоз, артиллерию, раненых… Так окончился персидский «шалтай-балтай».
С уходом советских войск Советская республика продержалась в Гиляне еще несколько месяцев. К зиме остатки красного фронта были загнаны шахскими войсками в горы. Малочисленный отряд Кучек-Хана, истощенный длительными переходами и голодом попал в бурю. 10 декабря 1921 года заледеневшее тело Кучек-Хана было обезглавлено его бывшим соратником курдом Хала Курбаном. Срубленная голова революционного дервиша была доставлена шаху. К ногам последнего правителя из каджарской династии ее бросил военный министр, русскоязычный казачий офицер Реза Хан Пехлеви. В 1925 году он сам объявит себя шахом, положив начало новой династии.
Коммунистический вожак Эхсанулла-хан сумел спастись и добраться до Баку, где проживал на положении эмигранта до 1937 г., когда был репрессирован. Федор Раскольников возглавлял журнал «Молодая гвардия» и издательство «Московский рабочий», писал пьесы и воспоминания о революции, потом был брошен на дипработу. По пути в Москву Раскольников прочитал в газете, что он объявлен «врагом народа», и в тот же день бежал, заметая следы. В сентябре 1939 года он умер в клинике в Ницце: по уверению жены, от пневмонии, по мнению многих, отравленный советскими агентами. Яков Блюмкин был обвинен «в измене Советской власти и пролетарской революции» и расстрелян 3 ноября 1929 г. Руководитель агитотдела Персидской Красной армии Рудольф Абих арестован за участие в антипартийной оппозиции, казнён 1 ноября 1940 г.
По злой иронии, вся эта нелепая, трагичная и авантюрная история вместилась в одно рубаи персидского мудреца Омара Хайяма (перевод Германа Плисецкого):
Мы послушные куклы в руках у Творца!
Это сказано мною не ради словца.
Нас по сцене Всевышний на ниточке водит
И пихает в сундук, доведя до конца.
