Автор: Елизавета Преображенская

 

 

Княжна императорской крови Марина Петровна родилась в 1892 году в семье Великого князя Петра Николаевича и Великой княгини Милицы Николаевны. Она приходилась внучкой Великой княгине Александре Петровне, основательнице Покровского монастыря в Киеве, в монашестве – Анастасии Киевской и правнучкой Императору Николаю I. Мать Марины была дочерью короля Черногории, из-за нестабильной обстановки в стране она и ее сестры росли и воспитывались в России, получая образование в Смольном институте благородных девиц. Впоследствии две сестры, Милица и Анастасия стали женами двух братьев, Великих князей Петра и Николая Николаевичей. Отношение к этим черногорским сестрам в России было очень неоднозначным, им ставили в вину увлечение оккультизмом, чрезмерную экзальтированность, но главный их грех общество видело в том, что именно сестры Милица и Стана приблизили ко двору Распутина и познакомили его с Императорской четой.

Детство маленькой княжны Марины Петровны проходило в обыкновенной для великокняжеских семей атмосфере.

Лето было принято проводить в имении Знаменка, осень – в крымском великокняжеском дворце Дюльбер, зиму в столице, а весной – выезжали в Европу. Впоследствии у Марины появился брат Роман и сестры Надежда и София. София, правда, родилась очень слабой и прожила совсем недолго – ее похоронили в Киеве, в Покровском монастыре, рядом с бабушкой-настоятельницей. Жизнь княжны Марины тоже могла оборваться очень рано – девочка заболела тифом и состояние ее было очень тяжелым. Отчаявшиеся родители пригласили во дворец Иоанна Кронштадтского. Была середина зимы и он приехал на санях через замерзший Финский залив. Войдя в комнату к больной Марине, отец Иоанн попросил всех выйти, разрешив остаться только Нюсси, няне девочки. Когда в комнате стало тихо, он начал громко и напевно произносить молитву. Через некоторое время температура у Марины упала, и она уснула спокойным сном. Княжна всегда была убеждена, что выжила тогда только благодаря молитвам Святого Иоанна.

Когда у Царской четы родились дочери Ольга и Татьяна, Петр Николаевич и Милица Николаевна полагали, что их дочь Марина, которая была всего на три года старше Ольги, станет подругой девочек, но ошиблись. Великие княжны росли очень обособленно и даже с ровесницами из Императорской фамилии общались редко. Зато Марина Петровна была дружна с княжной Ириной Александровной и сыновьями Великого князя Константина Константиновича. В своем дневнике Великий князь Константин даже писал о том, что его старший сын Иоанн подумывал о женитьбе на княжне Марине. От многих своих родственниц Марина отличалась тем, что старалась получше узнать Россию и русскую жизни за пределами дворцов. Екатерина Леонидовна Комаровская вспоминала: «…Марина не отличалась красотой, но была в высшей степени мила, симпатична и воспитана. Получив прекрасное образование, она инкогнито объездила много мест в России, посетила многие монастыри. Путешествовала она с управляющим двором своего отца Сталем и гувернанткой. Никто нигде не устраивал им встреч и почестей. Поэтому она узнала ближе жизнь на родине, поняла многое и знала то, чего никогда не узнала бы, живя во дворце». Проводя много времени в Крыму, княжна заинтересовалась татарской культурой и фольклором. Покидая Россию, она вывезет с собой ценную татарскую этнографическую коллекцию, а в эмиграции напишет и проиллюстрирует книгу «Татарская крымская легенда» («Légende tartare de Crimée»), представляющую собой поэтическую переработку легенды XV века о любви Ненекеджан-ханым, дочери хана Тахтамыша, и Едыгей-хана Ногайского.

Разумеется, родители желали для княжны удачной партии и в свете поговаривали то о возможном союзе с князем Иоанном Константиновичем, то о браке Марины с ее двоюродным братом, принцем Александром Сербским. Едва ли православная церковь как в России, так и в Сербии могла одобрить такой союз, но теплые дружеские отношения у княжны и Алексадра, впоследствии ставшего сербским королем, сохранились на всю жизнь. Незадолго до начала Первой мировой войны родители познакомили Марину с герцогом де Монтпенсье, сыном претендента на французский престол, однако княжне совсем не понравился этот человек и из знакомства ничего не вышло.

Княжна Марина с родственниками в Дюльбере

Налаженный быт мирной русской жизни в корне изменился в 1914 году, с началом Великой (Первой мировой) войны. Родной дядя Марины Петровны, Великий князь Николай Николаевич, стал Главнокомандующим русской армией, что же касается Марины, то для нее не стояло вопроса о том, чем заняться в эти дни. Как и дочери царя, как многие ее родственницы и знакомые из аристократической среды, она окончила медицинские курсы и стала сестрой милосердия. Работать она начала в Покровской обители в Киеве, куда стали привозить раненых. Впоследствии княжна будет вспоминать: «Уход за больными был единственной специальностью, которой я выучилась, и которую я хорошо выполняла».

Марина Петровна (крайняя справа) в годы Первой мировой войны

В 1915 году Марина вместе с родителями и братом отправилась в Тифлис, где также продолжила работать в госпитале, а в 1916 году дядя, Великий князь Николай, поручил ей устройство госпиталя в освобожденном русскими войсками Трапезунде. За это дело княжна взялась с огромным воодушевлением, а в свободное время изучала окрестности и местные достопримечательности, многие из которых были связаны с Византией.

Столичные новости приходили в Трапезунд с большой задержкой. Так, Марина Петровна только спустя время узнавала об убийстве Распутина, о беспорядках в столице. Телеграмма от Великого князя Николая Николаевича, требующая, чтобы Марина и ее брат Роман срочно покинули Трапезунд и возвратились в Тифлис, стала полной неожиданностью.

Многие представители Императорской фамилии в 1917 году оказались в Крыму. Там же решила пережить революционные потрясения и семья Великого князя Петра Николаевича. А после прихода к власти большевиков его дворец Дюльбер стал местом заключения не только его семьи, но и других Романовых, включая Вдовствующую Императрицу Марию Федоровну и Великую княгиню Ксению Александровну с ее супругом и детьми. Каждый день заключения в Дюльбере мог завершиться расстрелом, который не случился только благодаря действиям комиссара Задорожного. С Романовыми он вел себя демонстративно грубо, однако на самом деле смог грамотно растянуть время до прихода в Крым немцев.

В Дюльбере младшая сестра Марины, княжна Надежда Петровна вышла замуж за князя Орлова. Во время этой свадьбы Марина познакомилась с шафером жениха, офицером Белой армии, князем Николаем Петровичем Волконским.

Через несколько дней князь Волконский снова отправился на фронт, а Марина Петрова и ее родственники вскоре покинули Крым на борту британского крейсера «Мальборо». Служивший на борту «Мальборо» британский офицер Фрэнсис Придхэм впоследствии оставил воспоминания о Романовых и особенно отметил княжну Марину Петровну. Она помогала англичанам правильно распределить обширный багаж и была незаменимым переводчиком между британским экипажем и русскими слугами: «Княжна Марина, высокая, красивая девушка, старшая дочь Великого князя Петра… До конца ее пребывания на борту Княжна Марина действовала как очень компетентный «первый лейтенант», к которому я мог обратиться с любыми трудностями, с которыми я встречался при общении с русскими слугами. Последние не говорили по-английски, лишь изредка немного по-французски, и, очевидно, ошеломленные внезапным беспорядком и необычной обстановкой, они показались мне поначалу довольно ленивыми. Один маленький инцидент, который был мною отмечен во время первого вечера посадки, остался в моей памяти как типичный пример ласкового отношения представителей Императорской семьи к своим слугам. Княжна Марина взяла с собой пожилую горничную, с которой она должна была разделить каюту. Это была одноместная каюта, какими были почти все в тот момент. В то время, когда все они были за обедом, я снова осмотрел спальные места, чтобы узнать, есть ли что-то еще, что мы могли бы сделать для улучшения комфорта наших гостей. В каюте Княжны Марины я обнаружил, что запасной матрас был взят с палубы и помещен в дополнение к тому, что уже был на койке, так что было ясно, что один из пассажиров должен спать на твердой стальной палубе. На следующее утро я узнал от Княжны, что она устроила матрасы таким образом, потому что ее горничная страдала от ревматизма и нуждалась в мягкой постели, тогда как сама она привыкла обходиться без удобств, много месяцев проведя сестрой милосердия в госпитале на Кавказе», — вспоминал Придхэм.

Там самая верная русская няня Нюсси, бывшая при княжне с первых лет ее жизни, оставалась с ней всю жизнь. Они и похоронены были рядом, на кладбище Кокад.

В эмиграции Марина и ее семья проводили много времени во Франции и Италии. Впрочем, Марина твердо решила не надеяться на контрреволюцию и скорое возвращение в Россию. Она вместе с няней Нюсси переехала в Париж к своей кузине Елене Тышкевич и начала искать работу. В основном она выполняла заказы для различных журналов мод, гонорары от этого были таковы, что едва удавалось сводить концы с концами. В 1922 году Марина неожиданно получила письмо из Сербии от князя Николая Волконского:

«Ваше Высочество!

Заранее прошу простить меня, за то что я осмеливаюсь писать Вашему Высочеству, но надеясь на Вашу снисходительность и доброту я решился на это. Прошло почти четыре года с того, времени как я имел счастье видеть Вас, много воды утекло и пришлось пережить горя и унижений, но к несчастью судьба не дала возможности остаться на родных полях, а выбросила нас на чужую землю. Я живу в Сербии полтора года, но это время кажется вечностью, живешь только надеждой на возвращение на Родину, сил больше нет ждать. Живешь только воспоминаниями, вспоминаешь все пережитое, вспоминаешь счастливые но короткие дни проведенные в Дюльбере, все промелькнуло как сон и неужели никогда не вернется. В 20-ом году когда мы воевали в Крыму я ездил в Дюльбер, но воспоминания были чересчур тяжелые. Ваше Высочество, очень прошу Вас написать про жизнь и здоровье Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича и Всех Дорогих России. Мы все надеялись на осень, думая, что наконец одумается Русский народ, но кажется, что мы ошиблись.

Целую Ваши ручки

Ваш покорный слуга,

Николай Волконский»

Их оживленная переписка очень скоро приняла романтический оборот. Быть может, даже подозрительно скоро. Вообще, в этой истории странного и подозрительного было очень много. Князь, предлагая Марине Петровне руку и сердце, не был свободен. У него были жена и ребенок. Разумеется, он уверял Марину Петровну, что разводится, но так ли это было – нам точно не известно. Эта переписка, переросшая в сватовство по переписке затянулась на два года и оборвалась столь же внезапно, как и началась. В 1924 году Николай Волконский погиб в Сербии. Обстоятельства его смерти до сих пор неясны и окутаны завесой загадок, секретов, недомолвок и скандальных сплетен. Официально князь был застрелен сербским полицейским Андреем Хорватом, но причина до сих пор неясна. То ли князь имел странную и скандальную связь с некоей несовершеннолетней сербской девушкой, из-за которой его застрелили, то ли он был застрелен убежденным коммунистом Хорватом на почве политических разногласий… К сожалению, сейчас распутать этот клубок загадок уже не представляется возможным. О смерти Николая Волконского Марину Петровну известили краткой телеграммой и несколькими более развернутыми письмами. На похороны своего несостоявшегося жениха она не поехала, князя Волконского оплакивала его жена, вероятно так и не ставшая бывшей женой.

А Марине Петровне было суждено выйти замуж за другого князя, князя Александра Николаевича Голицына. Их роднила любовь к истории, археологии и искусству. Чтобы достойно отпраздновать свадьбу, Марине Петровне пришлось продать некоторые из своих драгоценностей. Их бракосочетание состоялось в Антибе 2 февраля 1927 года. После свадьбы чета Голицыных решила реализовать свои мечты: покинуть город и жить сельской жизнью. Так, они купили старую винную ферму в деревушке Сис-фур-ле-Плаж в Провансе.

В этом уединенном доме со старым заброшенным садом и протекала жизнь Марины Петровны и ее супруга. Лишь ненадолго, боясь усиления коммунистов во Франции, Голицыны уезжали в Италию, но вскоре снова возвратились домой. Они вели весьма уединенный образ жизни. К тому времени Марина прекратила общение со своей сестрой Надеждой и семьей брата Романа. Единственной, кто разделял их затворничество, была все та же русская няня Нюсси.

Марина Петровна профессионально занималась живописью. Кроме того, она собрала старинные провансальские баллады и составила антологию рождественских колядок «Священная ночь», рукопись которой собственноручно иллюстрировала. Книга увидела свет в 1950 году, тиражом всего 150 экземпляров. А еще в 1926 году вышла уже упоминавшаяся выше «Татарская легенда». Обе книги – огромная библиографическая редкость, их и сейчас продают на аукционах, причем очень часто даже не всю книгу, а постранично. Княгиня принимала участие в выставке русских художников в парижской галерее d’Alignan, а так же жертвовала картины, вазы и другие ценные предметы для благотворительных лотерей в пользу русских эмигрантских организаций.

Марина и Александр Голицыны

В 1949 году по просьбе общих знакомых две голландские девушки взялись доставить из Италии во Францию часть личных вещей Марины Петровны, оставленную на хранение в годы Второй мировой войны. Одна из этих девушек, Агнис Белаэрц ван Блокланд впоследствии описала свое путешествие и встречу с княгиней Мариной и князем Александром:

«И в этот самый момент на ступенях каменной лестницы вдруг появилась высокая темноволосая женщина. Широко улыбаясь, она направилась к нам:

— Бонжюр, бонжюр, добро пожаловать! Мне сообщили, что вы должны приехать.

За женщиной семенила маленькая старушка, настоящая русская бабушка, одетая с головы до ног во все черное. Она была похожа на монашенку: ее лицо облегал черный чепец, в руке она несла деревянный крест. К нашему удивлению, она подняла крест высоко над нашими головами и перекрестила нас, быстро и напевно произнося при этом какую-то русскую молитву. Княгиня Марина рассмеялась, глядя на нас, и объяснила, что это благославляющая молитва. Потом мы узнали, что в старой дореволюционной России духовенство приветствовало почетных гостей именно таким образом. Так мы познакомились с Нюсси, верной няней княгини, прожившей с ней всю свою жизнь. Немного смущенные таким необычным приемом, мы последовали за ними в дом.

Обстановка в доме была захудалой, но в то же время излучала аристократизм, впрочем так же, как и сама княгиня Марина, одетая в старое серое платье с длинными рукавами. Когда мы садились за стол, я заметила, что у нее на чулках были две длинные затяжки, которые шли от пятки до самого колена. В то же время на шее у нее висели жемчужные бусы «величиной с голубиное яйцо», как выразилась моя сестра. У княгини были очень темные глаза и вытянутое бледное лицо. Черные непослушные волосы собраны в небрежный пучок. Макияж на ее лице напоминал героинь из довоенных фильмов: вишнево-красная помада на губах, красные румяна и нарисованные черным дуги бровей. Княгиня была стройна и величественна и походила на балерину в годах, хотя и с бросающимися в глаза слишком большими руками и ступнями. В доме во всем чувствовалась ее любовь к искусству и она, конечно, ужасно обрадовалась возвращению своих вещей. Все, кроме икон, она положила на пол, где уже лежали стопки книг, валялись бумаги, кисточки и краски. Комната больше походила на ателье художника или фотографа, чем на жилье князей. Было видно, что всем этим хозяйка регулярно пользовалась и чувствовала себя в этом милом беспорядке очень даже комфортно.

Она прекрасно рисовала, фотографировала, делала скульптуры, писала стихи, занималась археологическими раскопками и графическим дизайном, говорила на многих языках и явно многое в жизни пережила. Иногда по се лицу пробегала еле заметная грусть, но в целом она оставляла впечатление человека веселого и жизнерадостного. Ее любимой фразой было французское «С’est une grande consolation» («это большое утешение»). Так она говорила обо всем, что казалось ей красивым или давало вдохновение для творчества: природа, религия, искусство. Это, впрочем, и были ее любимые темы для разговоров… Несмотря на свою кажущуюся романтичность и непрактичность, она тем не менее не была наивным человеком. Один из ее французских друзей охарактеризовал ее красивым французским словом intransigeante, что можно перевести как «человек, который не подстраивается под что-либо и во всех обстоятельствах остается самим собой, всегда следуя своим принципам». Хотя во многих отношениях княгиня удивительным образом приспособилась к требованиям современного времени, тем не менее она всегда чувствовала живую связь со старой, исчезнувшей Россией.

Через несколько дней мы попрощались с княгиней Мариной, князем Александром и их преданной няней. Встреча с ними была, без сомнения, особенным событием в нашей жизни. Мы навсегда запомнили, как князь Александр одним решительным движением отодвинул в сторону лежащие на полу груды бумаг и книг, чтобы Нюсси могла постелить нам постель. Помню, как в уголке пододеяльника мы увидели вышитую царскую эмблему с двуглавым орлом.

Теплый прием, творческий хаос в доме, солнце на старинных колоннах в саду, запах сосен и розмарина — все это осталось в нашей памяти навсегда. Со смешанным чувством тревоги и восхищения думала я об этих милых людях, которые как бы чудом переместились из прошлого прямо в настоящее. Какими словами описать их? Заблудшиеся романтические души? Неудачники, трагические изгои истории? Или все таки мужественные несдающиеся люди, образцы стойкости и гибкости? Я неоднократно задавала себе вопрос: все ли русские обладают этими качествами или может быть только русские того времени, того поколения? Может быть, это как раз и есть то, что мы называем загадочной русской душой?»

Спустя много лет Агнис снова побывала в этих краях, но ни княгини, ни князя, ни их верной Нюсси уже не было в живых, все они упокоились на кладбище Кокад. В их некогда уютном и творческом доме теперь царило запустение, дом, вероятно, подвергался грабежу, однако, госпожа Блаэрц заметила на полу и на земле в саду множество личных бумах княгини, среди которых в основном были ее письма. Эти бумаги Агнис собрала и сохранила, впоследствии передав историку Мартине Артц. На основании этих документов Мартина написала о княжне книгу, единственную ее биографию. Книга вышла сначала в Нидерландах, а в 2019 году книга вышла в России.

Князь Александр Голицын отошел ко Господу 24 марта 1974 года после принятия Святого Причастия. Марина Петровна до последнего момента была рядом с ним. Незадолго до смерти князь выражал надежды на скорое падение коммунизма в России, в своем духовном завещании он передавал свою квартиру в Петрограде Марине Петровне на тот случай, если он не доживет до реституции. Но не дожила до нее и Марина Петровна. Она скончалась 15 мая 1981 года. Всего несколько человек провожали в путь княжну Дома Романовых, троюродную сестру последнего Императора, скромную сестру милосердия и нелюдимую художницу из Прованса.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Поделиться ссылкой: