Автор: Филипп Лебедь
Часть.2 Продолжение.
Рапорт о победе над англо-французской эскадрой на Камчатке доставил в Петербург князь Дмитрий Максутов. Удостоившись личной аудиенции у Николая I, молодой офицер рассказал государю о ходе сражения и ответил на все вопросы. Вскоре российская, а затем и иностранная пресса разносили весть о Петропавловской обороне. Если подданным Российской Империи требовалось узнать о долгожданной победе, пусть и не на основном фронте, чтобы обрести надежду, то на западе калейдоскоп фельетонов, сатирических опусов и карикатур морально завершил разгром англо-французов на Дальнем Востоке. Союзники нуждались в реванше, и в этот раз они соберут столько сил, сколько гарантирует абсолютное превосходство. Это понимали в Петербурге, это предсказывал и Н.Н. Муравьёв, для которого также было очевидно: при усугублении обстановки на основном театре военных действий Россия не сумеет отстоять Петропавловск в следующий раз. Зимой 1854 года было принято решение об эвакуации Петропавловского порта. Посыльный есаул Мартынов выехал из Иркутска в декабре и, добираясь до столицы Камчатки по суше, передал это распоряжение военному губернатору в марте 1855 года. Переаттестованный в контр-адмиралы и награждённый орденом Святого Георгия 3-й степени В.С. Завойко приступил к исполнению.
В кратчайшие сроки основные портовые строения и дома были разобраны, наиболее ценные части вроде балок, окон и дверей погружены на транспорт или спрятаны. То, что вывести не удавалось, сжигали. Камчадалы уходили на север полуострова, казаки – в посёлок в устье реки Авача. Горожане и гарнизон на транспортах покидали Петропавловский порт, вернее сказать, место, где он располагался. Русская эскадра, состоящая из фрегата «Аврора», корвета «Оливуца», транспортов «Двина», «Иртыш» и «Байкал», а также бота, уходила на юг. Уже 8(20) мая мощная эскадра из девяти британских и пяти французских кораблей зашла в Авачинскую бухту. Однако вместо решительного штурма и триумфа захватчиков ожидало запустенье: русская военно-морская база перестала существовать. Оккупировать было попросту нечего, и разместиться среди срытых и разобранных построек было негде. Союзники пришли в бешенство. Косвенные признаки указывали на то, что эвакуация произошла незадолго до их прибытия, и оккупантам оставалось только одно, чтобы спасти свою репутацию: настигнуть русские корабли и уничтожить. Рассчитав варианты направления противника, вражеская эскадра начала преследование. Вскоре три боевых корабля действительно вышли на след русских возле залива Де-Кастри (ныне Чихачёва). Произошёл короткий бой, после которого преследователи остановились на входе в бухту, ожидая подкреплений. В ночь на 10 мая, воспользовавшись сгустившимся туманом, контр-адмирал Завойко вывел свою эскадру и поднялся на север – к устью Амура. Наутро враг был обескуражен исчезновением, казалось бы, почти захваченной цели. Не найдя русских, преследователи решили перекрыть вход в Татарский пролив. Поскольку на британских и французских картах остров Сахалин был ошибочно обозначен как полуостров, союзники были уверены, что запертые в заливе русские корабли рано или поздно сами рискнут прорваться. В то же время русские уже знали, что между Сахалином и материком существует судоходный пролив, названный в честь открывшего его великого мореплавателя Г.И. Невельского. Пройдя по нему, Василий Завойко вывел эскадру в широкое устье Амура и встал на якорь возле основанного за пять лет до текущих событий пограничного поста Николаевский. Чуть более чем за два месяца силами команд кораблей и эвакуированных петропавловцев, используя вывезенные материалы, был отстроен новый город-порт Николаевск. Так Василий Завойко спас от разъярённого врага корабли флотилии и гражданское население Петропавловска, а заодно решил актуальную задачу с обустройством нового порта в устье Амура. На фоне грозных событий Крымской войны дальневосточный театр военных действий стал отдушиной, а герои обороны Петропавловска заслужили славу и народную любовь.
После смерти 88-летнего В.С. Завойко в 1898 году во Владивостоке начался сбор средств на памятник прославленному адмиралу, столько сделавшему для исследования, развития и защиты российских дальневосточных рубежей. От Государя Императора и губернатора до самых простых горожан – все вносили свою лепту, чтобы в 1908 году величественная фигура из тёмной бронзы встала на гранитный пьедестал. Впрочем, недолго монументу героя довелось занимать это место. После революции его обмотали кумачом и спрятали за фанерой, чтобы не смущать пролетарскую публику, а в 1929 году с помощью китайских рабочих с трудом вырвали с постамента, где остались лишь добротно приваренные ноги. В 1945 году буквально в чужие ботинки влезла фигура революционера Сергея Лазо, памятник которому дополнили патриотической речью: «Вот за эту русскую землю, на которой я стою, мы умрём, но не отдадим её никому». Такую позицию не на словах, а на деле продемонстрировал В.С. Завойко и его офицеры.
Но кому не желал отдать русскую землю Лазо и его партизанский отряд из уголовников и маргиналов, останется вопросом риторическим. Он скорее бы понял мотивы и методы своего соратника Якова Тряпицына, который в 1920 году стёр с лица земли тот самый Николаевск, построенный людьми Завойко. Процветающий город, где к 1917 году насчитывалось 15 тысяч жителей, был полностью уничтожен: деревянные дома сжигались, порой с жителями, каменные строения взрывались, сотни людей были расстреляны, заколоты, утоплены палачами Тряпицына. Красный партизан Тряпицын тоже называл это эвакуацией, цель которой в том, чтобы не оставить город японцам. Но, даже опуская тот факт, что у Тряпицыпа был многочисленный вооружённый отряд, который предпочёл разрушить и сбежать, а не оборонять хорошо оснащённый город с крепостью, стоит ли даже пытаться сравнивать это с эвакуацией Петропавловска, проведённой адмиралом Завойко с последующим строительством Николаевска? Но до сих пор, вопреки призывам ревнителей исторической справедливости, на законном месте истинного патриота России стоит Сергей Лазо, воевавшего не за русскую землю, а за советскую власть.
А ведь ещё сто лет назад еще одной достопримечательностью самого Петропавловска был ажурный чугунный крест на могиле князя Александра Максутова, но в 1937-38 годах городское кладбище было уничтожено при расширении дороги по Ленинской улице. Отдельные захоронения открывались вновь и разорялись при дальнейшем строительстве вплоть до 70-х годов, но судьба останков героя обороны до сих пор неизвестна. Только в 2014 году в Петропавловске у Култучного озера всё же установили памятник военному губернатору В.С. Завойко, увы, лишённый художественной выразительности, детальности и динамики, присущих дореволюционной работе И.Я. Гинцбурга. При этом на главной площади города по советской традиции на неказистом постаменте возвышается В. Ульянов (Ленин), которому принадлежат слова: «Если мы Камчатку отдадим Америке, <…> ясно, что мы выиграем».
В ХХ столетии Камчатка снова стала объектом чужих притязаний, причём в одном из случаев, притязания японцев привели «вождя мирового пролетариата» к мысли о целесообразности сдачи полуострова американцам. Обстоятельства Гражданской войны сами собой сначала породили, а потом помешали развитию этих безумных большевистских прожектов. Но этому эпизоду предшествовали почти забытые события Русско-японской войны…
На протяжении полувека после эвакуации Петропавловский порт восстанавливался крайне неспешно. Военно-морские базы и центры торговли переместились в Николаевск, а затем Хабаровск и Владивосток; там и бурлила жизнь. На Камчатке всё протекало медленно, и Петропавловск представлял собой, по сути, большую деревню, защиту которой осуществляли полсотни казаков из местного населения. Радиосвязи и телеграфа там ещё не было, и когда явился враг, защищаться пришлось исключительно своими силами – без предварительной подготовки и какой-либо надежды на помощь с Большой земли. Ключевую роль в организации обороны сыграли отставные офицеры и нижние чины, служившие в Петропавловске в гражданских ведомствах: им предстояло снова взять в руки оружие, сформировать ополчение и показать японцам, кому принадлежит эта земля.
Беззастенчивая активность японских браконьеров у берегов Камчатки и даже в устьях её рек отмечалась современниками задолго с конца XIX века: шхуны совершали ловлю лососевых вдоль всего полуострова, а с 1904 года стали заходить в реки, нападать на лежбища тюленей и отстреливать каланов на островах. Начало войны теперь всё оправдывало, а главное, дало основание закрепить за собой всю эту благодатную северную территорию.
Уездный начальник Петропавловска, а по сути, начальник всей Камчатки, отставной офицер Антон Иванович Сильницкий, до этого работавший в архиве Приамурской канцелярии и журналистом краевой газеты, получил сообщение о начале войны только концу апреля 1904 года и приступил к формированию дружины ополченцев. В этом ему помогали отставной штабс-капитан Р.В. Векентьев и прапорщик запаса Цезарь Жаба. На складе Петропавловска хранилось до четырёх тысяч винтовок Бердана, находившихся на вооружении Русской Императорской армии во второй половине XIX века. Десятки лет они пролежали в масле и были в идеальном состоянии. Этих берданок и 800 тысяч патронов с избытком хватало для всего населения полуострова, составлявшего менее семи тысяч человек.
Антон Сильницкий призвал всех способных носить оружие жителей к защите родного края и получил на свое воззвание воодушевлённый отклик. Начали создаваться отряды по несколько десятков человек под командованием отставных нижних армейских чинов и унтер-офицеров запаса. Наиболее яркий след в истории обороны оставил старший унтер-офицер запаса Максим Сотников – уроженец Тобольской губернии, проходивший службу в Хабаровске, затем командированный на Камчатку для переподготовки казаков и переведённый позже в служащие канцелярии. Именно он провёл ускоренное обучение и осуществлял непосредственное командование всеми отрядами западного побережья. В мае произошли первые столкновения с осмелевшими браконьерами, в которых дружинники действовали решительно и жёстко: как правило, при атаке на японскую шхуну вся команда уничтожалась, а судно сжигалось или затапливалось. Конечно же, японцы также были вооружены и оказывали упорное сопротивление. В течение всего лета 1904 года отряды дружинников будут наносить удары по браконьерским шхунам по обоим берегам Камчатки и на Командорских островах. Попытки вывести российские природные богатства и установить на русских землях японский флаг всякий раз неизменно срывались. Однако одними боями с браконьерами, пусть весьма горячими и кровавыми – с перестрелками и холодным оружием, – этот фронт не ограничился.
Опорным пунктом японской экспансии на Камчатку долгие годы служило поселение на острове Шумшу Северной Курильской гряды. Порт и базу обустраивал лейтенант военно-морского флота Японской Империи Гундзи Шигетада (Наритада), который исследовал побережье Камчатки, способствовал незаконной деятельности своих земляков в здешних водах и давно вынашивал дерзкий план присвоения этих территорий. Основанное им «Патриотическое общество возрождения справедливости» имело поддержку влиятельных военных и промышленников. Война же открыла для него блистательные перспективы стать покорителем огромного и богатого края. Зная, что в Петропавловске вместо полноценного гарнизона лишь горстка казаков, далёких от строевой службы, совмещает полицейские и армейские функции, лейтенант решил, что оккупация малыми силами не составит труда. Подготовленный им на Шумшу десант в 150 бойцов при двух орудиях высадился на юго-западе полуострова в конце мая. При приближении захватчика жители близлежащего села Явино бежали в леса. Японцы для устрашения разгромили дома, перебили почти весь скот, вывесили на часовне свой флаг и вбили столб с информацией, гласившей о принадлежности данной земли Японии и грозящей смертью тому, кто тронет этот самый столб. Не оставаясь в самом Явино, оккупанты разбили два лагеря на реке Озёрная – малый передовой и основной, что ближе к шхунам.
Узнав о десанте, А.П. Сильницкий распорядился выбить захватчиков, и сельские ополченцы во главе с Максимом Сотниковым двинулись к Явино по суше. В то же время уездный начальник намеревался направить из Петропавловска товары для голодающих северных районов на конфискованной японской шхуне, наскоро восстановленной прапорщиком Жабой. Интуиция подсказала ему совместить две миссии, усилив отряд селян петропавловскими дружинниками, среди которых присутствовали запасные нижние чины. Всё-таки предстояло иметь дело не простыми браконьерами, а солдатами. После соединения отряд Сотникова составило 88 человек, среди которых насчитывались: 71 камчадал и 17 русских. Двое селян отправились в лагерь японцев в качестве разведчиков. Крестьянин Егор Еволайский, арестованный за убийство соседа на почве ревности, но отпущенный искупить грехи кровью, сумел убедить оккупантов, что местные жители готовы покориться и ждут в селе. Самонадеянный лейтенант с двумя солдатами-переводчиками и врачом в сопровождении крестьян пришёл в Явино, но там его ждало пленение. Получив от Еволайского сведения о расположении лагеря, в ночь на 17 июля Максим Сотников скрытно подвёл к нему своих людей, попутно направив переводчика во вражеский стан с предложением сложить оружие. Услышав выстрелы, он незамедлительно велел атаковать. Стремительный удар с неожиданно близкого расстояния застал японцев врасплох. К утру передовой лагерь был разгромлен, несколько десятков японцев погибли. Потери защитников Камчатки составили пять человек, из которых вскоре скончался тяжело раненный ополченец Ксаверий Бируля.
Основной лагерь противника располагался на открытой местности, и подобраться к нему так же незаметно Сотников не мог, однако, пока он раздумывал о дальнейших действиях, деморализованный враг спешно погрузился на шхуны и покинул устье Озёрной. Похоронив Бирулю, по местному обычаю, на месте смерти – по пути в Явино, командир дружинников отправил в Петропавловск сорванные табличку о захвате земли и флаг несостоявшихся оккупантов.
В дальнейшем ополченцы, придерживаясь тактики партизанской войны, показали японцам, что никто не намерен отдавать им свою землю. Несмотря на отсутствие регулярного гарнизона, весомый вклад в эффективность их действий внесло то, что почти всё мужское население Камчатки состояло из прекрасных охотников. Камчадалы фактически поголовно жили этим промыслом, при этом великолепно ориентируясь в родных лесах и горах. Поэтому небольшие десанты японцев или высадившиеся на лежбища котиков браконьеры зачастую сами попадали на прицел винтовок, которым было вооружено коренное население. На Командорских островах так же славно проявили себя охотники-алеуты, поддержавшие малочисленные русские дружины.
Однако, были и примеры другого рода. Печальным свидетельством прошлого стало противодействие обороне со стороны коррумпированной части петропавловского общества и чиновничества. Ввиду информационной изолированности Камчатки, они распространяли панические слухи и пораженческие настроения, настаивая на недопустимости вооружённого противодействия японцам. Некоторые ушлые предприниматели вполне серьёзно настраивали соотечественников на скорый переход полуострова под японскую юрисдикцию. В 1905 году в результате сговора Сильницкий и Векентьев, обвинённые в помешательстве, были сняты с должностей и отправлены в Иркутск. Новый временный начальник попытался остановить сопротивление ополченцев, но унтер-офицер Сотников и другие командиры дружинников упорно били врага. Только за лето 1904 года было уничтожено около двадцати японских шхун и убито двести человек.
Всего за время войны на Камчатке, согласно информации русского консула в Японии, агрессорами было потеряно сорок шхун и около трехсот человек. Причём, некоторые исследователи полагают эту цифру заниженной: если оценивать общую численность экипажей четырёх десятков судов примерно в тысячу человек, то получится цифра не менее чем в 600 убитых. Пленение Гундзи лишило базу на Шумшу военного руководителя и основного координатора экспансии, поэтому полноценных армейских десантов больше не появлялось до самого конца войны. Япония была занята боевыми действиями на основных театрах, и следует напомнить, что их ход невероятно истощал экономические ресурсы страны.
Вопреки линии, навязанной либеральной прессой Российской Империи и продолженной в советской России, русско-японская война не была по своему течению настолько провальной, как утверждалось революционно-демократической и совесткой историографией. Поражение России было обусловлено, в определяющей степени, внутренним фактором, опсаностью и размахом революции 1905 года, разразившейся очень своевременно для противника и, очевидно, инспирированной внешними и внутренними врагами России. Военные победы давались Японской Империи не так легко, ещё и на фоне растущего госдолга, безработицы и социальных волнений. Порт-Артур был сдан, причём необоснованно и преждевременно при его ресурсах. Его осада и безуспешные штурмы стоили японской армии колоссальных потерь, побудивших генерала Ноги просить у своего Императора разрешения на совершение самоубийства. Даже крупнейшее Мукденское сражение окончилось для японцев не столь уж уверенной победой. По оценке японской же стороны, отведя армию, Россия активно наращивала силы в Маньчжурии для контрнаступления. Однако опасная ситуация в тылу, довлеющий фактор революции стал основной причиной, убедившим Петербург к началу мирных переговоров.
Незаметные на фоне Цусимского или Мукденского сражений события на Камчатке и Командорских островах имели, тем не менее, значение для целостности Российской Империи, от которой по итогам Портсмутского мира отрывали не только арендованные Ляодунский полуостров с Южно-Маньчжурской железной дорогой, но и Южный Сахалин. Возможность закрепиться хотя бы на части Камчатки и привести к признанию японских притязаний местными жителями могла бы создать прецедент для включения этого края в перечень территориальных требований Токио, но проявленная ополченцами воля оставила Камчатку непокорённой. Только в августе 1905 года, в преддверии мирных переговоров, крейсеры японского военно-морского флота вошли в Авачинскую бухту, обстреляли Петропавловск, а затем высадили десант в двести бойцов. Отметившись грабежом и разгромом, солдаты забрали ценные бумаги и покинули опустевший город. Эта демонстрация мнимого превосходства стала лишь агрессивным жестом, не имеющим никакого существенного стратегического и политического значения.
После войны Антон Сильницкий прошёл повторное освидетельствование, подтвердившее нормальное состояние его психического здоровья и получил за организацию обороны орден Святой Анны II степени. Осенью 1905 года он вновь побывал на Камчатке, но уже в качестве ревизора. Доблестный Максим Сотников за свои боевые заслуги был произведён в подпоручики. Продолжая защищать природные богатства полуострова, он был убит японскими браконьерами в 1906 году.
По итогам Портсмутского мира Япония получит право промышлять вдоль российских берегов Охотского моря, чем станет активно пользоваться. Последующее ослабление России и ликвидация централизованной власти после революции увеличит масштабы этого хищнического разграбления.
В годы Гражданской войны руководство большевиков в Москве были почти убеждены в неизбежности отторжении Камчатки японцами. И единственным средством помешать этому, с точки зрения красных комиссаров, была сдача этой жемчужины России другому новому владельцу – американцам. Однако, одновременно с этими хитроумно-предательскими планами, роившимися в голове Владимира Ульянова (Ленина) и его подельников на Дальнем Востоке все еще оставались те, кто продолжал жертвенно проливать кровь за каждую пядь русской земли, – последние, все еще сопротивляющиеся остатки Белого движения.
Окончание следует…
Ссылка на Часть.1 https://rusnasledie.info/beloe-solnce-kamchatki/
Часть.3 Окончание https://rusnasledie.info/beloe-solnce-kamchatki-okonchanie-ili-kak-lenin-torgoval-chastyami-rossijskoj-imperii/
