Автор: Елизавета Преображенская
В 2024 году Пасха поздняя, она выпадает на 5 мая. 5 мая была Пасха и в страшном 1918 году. Последняя Пасха в земной жизни Царской Семьи и первая, которую они встречали порознь.
Еще 13 (26) апреля семью разделили. От Государя потребовали немедленного переезда из Тобольска в Екатеринбург, Государыня пожелала следовать вместе с супругом, кроме того Царскую чету сопровождала одна из дочерей, Великая княжна Мария Николаевна. Остальные три Великие княжны остались с Наследником в Тобольске до его выздоровления. Дело в том, что в апреле 1918 года Алексей Николаевич ушиб ногу, началось внутреннее кровотечение – его переезд был невозможен до улучшения состояния. Расставание было душераздирающим, Пьер Жильяр, учитель французского языка, разделявший тобольскую ссылку с Императорской семьей, вспоминал: «Вечером, в 10 1/2 часов, мы пошли наверх пить чай. Государыня сидела на диване, имея рядом с собой двух дочерей. Они так много плакали, что их лица опухли. Все мы скрывали свои мученья и старались казаться спокойными. У всех нас было чувство, что если кто-нибудь из нас не выдержит, не выдержат и все остальные. Государь и Государыня были серьезны и сосредоточены. Чувствовалось, что они готовы всем пожертвовать, в том числе и жизнью, если Господь, в неисповедимых путях Своих, потребует этого для спасения страны. Никогда они не проявляли по отношению к нам больше доброты и заботливости. Та великая духовная ясность и поразительная вера, которой они проникнуты, передаются и нам. В одиннадцать часов с половиной слуги собираются в большой зале. Их Величества и Мария Николаевна прощаются с ними. Государь обнимает и целует всех мужчин, Государыня — всех женщин. Почти все плачут. Их Величества уходят; мы все спускаемся ко мне в комнату. В три с половиной часа ночи во двор въезжают экипажи. Это ужаснейшие тарантасы. Один только снабжен верхом. Мы находим на заднем дворе немного соломы, которую подстилаем на дно тарантасов. Мы кладем матрац в тот из них, который предназначен Государыне. В четыре часа мы поднимаемся к Их Величествам, которые выходят в эту минуту из комнаты Алексея Николаевича. Государь, Государыня и Мария Николаевна прощаются с нами. Государыня и Великие Княжны плачут. Государь кажется спокойным и находит ободряющее слово для каждого из нас; он обнимает и целует нас. Государыня, прощаясь, просит меня не сходить вниз и остаться при Алексее Николаевиче. Я отправляюсь к нему, он плачет в своей кровати. Несколько минут спустя мы слышим грохот экипажей. Великие княжны возвращаются к себе наверх и проходят, рыдая, мимо дверей своего брата».
Незадолго до Пасхи, 17 (30) апреля, Государь, Государыня и Великая княжна Мария Николаевна прибыли в Екатеринбург. Шла Страстная седмица. Тотчас же они отправили в Тобольск весточку о своем прибытии, которая одновременно была и пасхальным поздравлением. Государь и Государыня писали Великой княжне Анастасии: «Христос Воскресе! С светлым праздником поздравляю Тебя моя Анастасия хорошая. Приехали сюда с ж. д. на моторах. Завтракали из общего котла в 4 h. 30 m. Разложились только к вечеру т. к. все вещи были осмотрены даже лекарство и «леденцы». От двух дневной тряски на лошадях вещи в ужасном виде. Странно что рамки, бутылочки не сломались, только выскочила пробка от Malgek…(неразб.) и запачкала книги, но Нюта и Седнев привели все в порядок. Даже внутри чемоданов пыль и грязь, вся бумага в кот. были завернуты вещи, протерта и в дырах. Пили все вместе чай в 9 h. 30 m. потом еще посидели сами разложили койки и в 11 h. легли. Папа нам читает Евангелие этой недели…Мы не все выложили, т. к. говорят, что переведут в другое помещение. Никому больше не буду писать т. ч. поздравь всех с светлым праздником и скажи сердечный привет…Как у вас идут службы на Страстной? Хороший-ли поставили иконостас? Ну, прощай, целую тебя трижды. Папа. Желаю всего хорошего дорогому моему Швыбзу.- Храни Тебя Бог. Твоя М. Твоя старая Мама».
О многом, конечно, августейшие родители умолчали. О том, что в Екатеринбурге их ожидал унизительный, придирчивый досмотр всех личных вещей, что дом оказался совсем маленьким, недостаточным для удобного размещения всей семьи и свиты, что режим здесь был уже совсем тюремный, а охрана хамила на каждом шагу, что вокруг высокий и грубый забор, из-за которого нельзя даже взглянуть на улицу… Великая княжна Мария Николаевна писала сестрам: «Вчера у нас не было времени отправить письмо, т.к. охрана менялась трижды. Надеюсь, что сегодня получится его отправить. Все новые охранники заходят внутрь и проверяют абсолютно все. Каждый раз Мама вынуждена вставать с постели в халате. Вчера произошло невероятное событие: Нюта и я вымыли волосы Мама. Все прошло хорошо и волосы не запутались, но не знаю как будет сегодня. Вода здесь хорошая, почти такая же хорошая, как в Царском Селе. В ванной вода выглядит светло-голубой. Вчера мы гуляли как и всегда до чая. Солнце хорошо грело, как в Тобольске и вечером светило в окна на втором этаже».
При таком режиме, конечно, не шла речь о том, чтобы посетить Пасхальную службу в одном из храмов. Узники видели лишь купола окрестных церквей, да слышали колокольный звон, который тогда еще не смолк на Руси. «При звуке колоколов грустно становится при мысли, что теперь Страстная неделя, и мы лишены возможности быть на этих чудных службах и, кроме того, даже не можем поститься!.. Вечером мы все, жильцы четырех комнат, собрались в зале, где Боткин и я прочли по очереди 12 Евангелий, после чего легли», — писал в дневнике Государь. Но в Великую Субботу в Ипатьевский Дом все же был допущен священник. «Большое было утешение помолиться хоть в такой обстановке и услышать «Христос Воскресе», — писал Государь в дневнике. — Утром похристосовались между собой и за чаем ели кулич и красные яйца, пасхи не могли достать».
В Тобольске этот Светлый Праздник в 1918 году тоже проходил очень грустно. Незадолго до Пасхи в очередной раз сменилась охрана. Устранили сочувствовавшего Царской Семье полковника Евгения Кобылинского, солдаты стражи были заменены красногвардейцами, присланными из Екатеринбурга комиссаром Родионовым.
В Великую Субботу к тобольским узниками допустили на Всенощную службу Священника и монахинь, но красногвардейцы не просто обыскали всех пришедших, а заставили их полностью раздеться. Священник и монахини смиренно подчинились ради Царских детей, но узнав об этом Великие княжны были просто шокированы, а Ольга Николаевна безутешно плакала. Евгений Степанович Кобылинский вспоминал: «Все были так подавлены, это так подействовало на них, что Ольга Николаевна плакала и сказала, что если бы она знала, что такое случится, она никогда бы не попросила о проведении службы».
В письме Валентине Чеботаревой Великая княжна Татьяна Николаевна писала: «…Как Вы провели Пасху? Мы все ужасно грустим, с тех пор, как мы остались без Папа и Мама. Вы, должно быть уже слышали, что их увезли. Очень тяжело быть вдали от них. Уверена, что Вы понимаете наши чувства. Мария уехала с ними, мы же остались присматривать за братом, который болен. Конечно, нам никто не сказал для каких целей их забрали. Примерно через неделю после их отъезда мы узнали, что они добрались до Екатеринбурга. Мы получаем от них письма и это — огромная радость. Двести верст до Тюмени они добирались на лошадях по ужасной дороге и теперь у Мама болит сердце. Ночевали они в деревнях. Теперь живут в трех комнатах. Перед окнами огромный забор и из окон видны лишь купола церкви. Мы отправимся в путь, как только Алексей поправится».
Так прошла последняя Пасха Царской Семьи, вскоре после праздника Цесаревич уже достаточно окреп для путешествия, и начались сборы. Пьер Жильяр вспоминал: «У нас с генералом Татищевым чувство, что мы должны, насколько возможно, задержать наш отъезд; но Великие Княжны так торопятся увидать своих родителей, что у нас нет нравственного права противодействовать их пламенному желанию».
20 мая 1918 года Царские дети и их свита садятся на пароход «Русь» и отправляются в свое последнее путешествие. Жить им остается меньше двух месяцев…