Автор: Елизавета Преображенская
Среди загубленных коммунистами судеб — немало талантов, многие из которых были безжалостно раздавлены советской репрессивной машиной, не успев в полной мере раскрыться. Одним из таких талантов, несомненно, был князь Владимир Михайлович Голицын.
Он появился на свет в 1901 году в семье Михаила Михайловича Голицына и Анны Сергеевны (урожденной Лопухиной) и был полным тезкой своего деда по отцовской линии – московского губернатора, Владимира Михайловича Голицына, которого в свете называли «мэром».
Детство и отрочество Владимира, его брата и сестер пришлись на последние годы Российской Империи и были омрачены сначала Первой мировой войной, а затем революцией, после которой все Голицыны стали считаться «бывшими людьми».
Пережить в Москве голодное революционное время было непросто, потому семьи Голицыных, Трубецких и Бобринских отправились в родовое имение Богородицк. Жить там было проще, да и крестьяне, еще не зараженные разрушительной большевистской пропагандой, много помогали барским семьям, от которых не видели ничего худого и помнили только добром. Это страшное время Владимир Голицын по-настоящему увлекся живописью, одним из двух своих главных занятий в жизни.
Младший брат Владимира, Сергей Голицын, в своих мемуарах «Записки уцелевшего» вспоминал: «Владимир был домосед. Он раздобыл коробку великолепных акварельных красок, а бумага была из графского архива. По прежней привычке, забравшись с ногами на его кровать и облокотившись о стол, я часами молча смотрел, как тончайшей кисточкой он подцеплял из коробки порцию краски, как разводил ее водой и раскрашивал светлыми и яркими тонами очередную картинку… Где он прочел одно из самых прекрасных сказаний древней Руси – «О невидимом граде Китеже»,- не знаю. В целой серии картинок он изобразил, как князь Георгий с соколом на руке едет на коне, как Гришка Кутерьма ведет татар, нарисовал сечу при Керженце, синее озеро Светлояр, окруженное березками, самого города нет на трех горах, а его опрокинутое отражение белые стены с башнями, а за стенами храмы златоглавые — видятся на поверхности озера. Владимир тогда увлекался Билибиным и раскрашивал контуры чистыми тонами без теней, а вокруг каждой картинки выводил орнаменты заимствовал узоры из различных книг, сам их выдумывал, переиначивал по-своему».
К сожалению, все работы, посвященные одной из самых красивых русских легенд, легенде о Китеж-граде, затерялись во время бесконечных обысков, арестов и переездов семьи Голицыных.
Когда пришло время вступать в ряды Красной Армии, Владимир, презиравший большевиков, немного схитрил. Узнав, что тогда еще никому неизвестный исследователь Зенкевич (впоследствии – выдающийся ученый-океанолог), набирает кадры для экспедиции и работы на биологической станции на берегу Кольского залива. Зенкевичу, помимо ученых, был необходим художник, им-то и стал бывший князь Владимир Голицын.
В тех краях, где находился основанный незадолго до революции город Романов-на–Мурмане (ставший впоследствии Мурманском), Владимир, по заданию биологов, делал зарисовки всевозможных морских существ и вместе со всеми выполнял различные физические работы. Когда удавалось выкроить свободное время, он рисовал карандашом и акварелью мурманские пейзажи, разные жанровые сценки и карикатуры на своих сослуживцев.
За первой экспедицией, длившейся около года, последовала вторая – Архангельская. Во время нее Владимир побывал на Новой Земле и участвовал в строительстве ставшего впоследствии легендарным корабля «Персей». Одним из его сослуживцев был В. А. Васнецов – сын известного художника Аполлинария Васнецова.
По возвращении из экспедиций, князь Владимир стал часто посещать вечера московской аристократической молодежи, и там встретил юную графиню Елену Шереметеву. Они были знакомы еще с детства, но после этой новой встречи между молодыми людьми зародилась любовь. Владимиру было 20 лет, а Елене – всего 17. Вскоре объявили о помолвке. Если бы не революция, то этот союз двух знатнейших фамилий мог бы стать блестящим светским торжеством, но это было советское лихолетье. И все же в этом торжестве был отзвук тех прекрасных московских венчаний прошлого. Обвенчались на Красную горку в Храме Большого Вознесенья.
Елена Петровна Шереметева и ее семья тоже хлебнули немало горя после революции. Один из трагичных эпизодов своего детства Елена Петровна описала в воспоминаниях: «Все сидели за большим столом. Дмитрий Федорович обносил с левой стороны блюдо. Сидели: бабушка Шереметева, ея сыновья – д. Павел, д. Борис, д. Сергей, д. Алик (Сабуров), д. Саша (Гудович), мама, т. Марья, сестры отца моего и все мы, дети. Еще пришел в гости учитель братьев из гимназии Адольфа. Чинно сидели, разговаривали. Вдруг с парадной лестницы открывается дверь, и врывается человек в черной кожаной куртке, с поднятым наганом: «Руки вверх»! – и за ним еще люди. Все остались сидеть и подняли руки, а Дмитрий Федорович положил блюдо на пол и тоже поднял руки. К деду поднялись, но он уже был сильно болен. Обыск был всю ночь… У тети Марьи Гудович много драгоценных вещей они брали и клали в свои карманы… Взяли всех мужчин, учителя отпустили. Из-за болезни деда – его сыновей отпустили на поруки, а д. Сашу и д. Алика расстреляли.
Как-то к нам приехала тетя Тася Муханова из Петрограда. Ея мужа, дядю Илью, арестовали и увезли в Москву. Он находился в лагере около Смоленского рынка, ближе к реке, мы к нему ходили на свидание. Долго он там не был – умер от тифа…»
Владимир Михайлович продолжил выполнять живописные заказы. Одним из них стала роспись деревянных шкатулок, которые впоследствии отправились в Париж на Международную выставку декоративных искусств и получили там золотую медаль.
Авторы произведений очень ценили Владимира за документальную точность его рисунков. Если в его произведении шла речь о морской тематике, авторы могли быть уверены, что Владимир изобразит все с документальной точностью. Постепенно у Владимира Михайловича накопилось много фотографий и книг с иллюстрациями, откуда он брал образцы для своих рисунков. После шкатулок последовала работа над иллюстрациями к детским журналам «Пионер», «Дружные ребята», «Затейник». А с 1925 года основным местом работы для князя Голицына стал журнал «Всемирный следопыт».
Семья жила скромно, появилось трое детей, но если удавалось выкроить средства, то тратили их на путешествия. А если возможности путешествовать не было, проводили лето в русской глубинке.
В 1929 году Владимира Михайловича лишили избирательных прав и выслали из Москвы. Пришлось обосноваться в Дмитрове. Но и здесь Владимир Михайлович продолжал много работать. Помимо иллюстраций для журналов, он начал придумывать и рисовать настольные игры. Самой известной стала игра «Пираты», которой его любовь к морским приключениям соединилась с любовью к живописи и получился настоящий шедевр. Сын Владимира Михайловича и Елены Петровны Илларион вспоминал: «…что было самое интересное из нашего детства, самое заманчивое для наших дмитровских друзей, самое захватывающее и увлекательное – это отцовские игры … Это были настоящие морские сражения, где ты был капитаном корабля, от твоей воли, храбрости и смекалки зависел исход поединка. Жестокие ураганы сменялись полными штилями … Корабли тонули, победители торжествовали победы, а наши детские головы легко усваивали будоражащие мозг названия мысов, островов, проливов и ветров…».
Игру «Пираты» представили Максиму Горькому, который, казалось, дал положительные отзывы, но затем началась советская бюрократия – то чиновникам не нравилось название игры, то тематика казалась слишком буржуазной… Одним словом, «Пиратов» отложили в долгий ящик. Издали эту игру только в 1996 году и она сразу завоевала детские сердца.
Всего Владимир Михайлович создал больше 20 игр.
В «советском рае» Владимир Голицын неоднократно подвергался обыскам и арестам. До 1941 года удавалось отделаться легким испугом – за талантливого художника заступались то Екатерина Пешкова, то Павел Корин. Но соседский донос 1941 года буквально уничтожил Владимира Голицына. В вину ему ставилось то, что он не эвакуировался после начала войны и якобы «остался ждать немцев». На самом деле, у семьи Голицыных не было ни средств ни возможности эвакуироваться, а страна «социалистического рая» не считала нужным эвакуировать своих граждан организованно и бросала их на произвол судьбы только для того, чтобы затем обвинить в мнимом коллаборационизме всех неугодных советской власти. Его арестовали в октябре 1941 года и отправили в лагерь в Свияжске.
Одно из последних писем, дошедшее до родных из лагеря, было таким:
«Милая моя женушка!
Получил от тебя 2-е письмо (1-е пропало, где ты обо всех пишешь). Рад, что вы стоите на ногах без меня. Ларю молодец – с натуры больше пиши. Хорошо бы его с Павлом Дмитриевичем свести [Кориным] – он его поучит. Я сейчас лежу в больнице. Что у меня – неизвестно. /Вымараны цензурой несколько строчек/. Но тут есть один врач, который обещает меня починить. Врач очень энергичный. Потом я бос. У меня украли сапоги и галоши. Поскорее пришлите мне ботинки. Зима меня страшит. Я сейчас все мерзну. Хожу в фуфайке и полушубке. Начальник обещает перевести в лучшие условия. Но все-таки холод это ужас. За 5 дней, что я лежу, живот вроде прошел. Ноги были, как бревна – даже смешно смотреть … Сейчас нормальные. Напиши подробно, как осенью немец подходил к вам. Бомбил ли Дмитров? Кто у вас теперь соседи? … Денег рублей 100 присылайте, если можете, в месяц. Можно молока купить 10–15 руб. за л., обед, пайку, овощи… Целую мою душку и всех».
От холода и голода у Владимира Михайловича развилась пеллагра. Он умер 6 февраля 1943 года. О его смерти сообщила родным находившаяся в том же Свияжском лагере графиня Софья Олсуфьева. А вскоре после этого скончалась от истощения и сама графиня.
Сын В.М. Голицына Илларион пошел по стопам отца и стал художником. А настольная игра «Пираты» продолжает выпускаться и продаваться в России.
