Автор: Геннадий Литвинцев

 

Путь беженцев в Гражданскую войну или настораживающие аналогии

 

В Воронеже приняли (и всё еще принимают) немало спасающихся от националистов беженцев с Украины. В основном к нам едут люди из Луганска и Харькова. И вспоминаются исторические свидетельства, как чуть более ста лет назад воронежцам приходилось уходить в Харьков от наступающих с севера «интернационалистов».

В июне 1919 года в Харьков, переживший до этого череду режимов – безвольных «демократических» и террористических красных, – вошли части Добровольческой Армии. На фоне ее военных успехов пошли разговоры, что сюда из Таганрога вскоре будет перенесена и ставка генерала Деникина. Харьков был последним крупным экономическим и культурным центром на пути к Москве с юга России. Город получил даже дипломатическое признание – в том же году Франция разместила здесь свое консульство.

Французскому консулу Харьков осенью 1919-го, возможно, показался чем-то похожим на довоенный Париж – заполнены и открываются новые рестораны, расцветает кабаре, театр, на эстраде хор московских цыган, театр-кабаре «Кривой Джимми», блистает Владимир Хенкин. В городе наплав спасавшихся от голода и советской власти звездных имен: читает лекции Влас Дорошевич, поет Леонид Собинов, в камерных концертах участвует Рейнгольд Глиер – будущий автор «Красного мака». Проходят вечера мелодекламации премьера «Александринки» Николая Ходотова, выступает знаменитая исполнительница русских народных песен («Курский соловей», как окрестил ее почитатель, Государь Император Николай II) Надежда Плевицкая. Как правило, чистый сбор от выступлений Плевицкой шел в пользу 2-го Корниловского ударного полка Добровольческой Амии: ранее Надежда Васильевна познакомилась с его командиром Николаем Скоблиным, своим будущим мужем.

Деникин в Харькове 1919 г.

Утром 20 октября в Харьков прибыл состав с беженцами из Воронежа. Путь в 350 верст через Лиски-Купянск потребовал четверо суток. До революции Харьков и Воронеж, близко расположенные центры больших, граничивших друг с другом губерний, тесно взаимодействовали. Воронежская губерния входила в Харьковский учебный округ и судебную палату. Харьков – университетский город, здесь молодые воронежцы традиционно получали высшее образование. Естественно, между Воронежем и Харьковом сложилось много деловых и человеческих взаимосвязей.

В Российской Императорской Армии с 1863 г. существовало воинское соединение, носившее имя Воронежа – 124-й Воронежский пехотный полк, участвовавший в русско-турецкой и русско-японской войнах. Долгие годы перед Первой мировой войной полк дислоцировался в Харькове. В 1919 г. на основе офицерского состава Воронежского полка в легендарной Дроздовской дивизии Добровольческой Армии был развернут уже другой отдельный полк во главе с полковником Николаем Александровичем Ткачевым.

Беженцы из Воронежской губернии прибывали не только железнодорожным путем – чаще всего на подводах, а то и пешими, прибывали волнами, по мере приближения с севера красных частей. Харьковская газета «Новая Россия» сообщала 8 ноября 1919 г.: «В городе очень много воронежских беженцев, большинство которых терпит острую нужду, ночуя на вокзале, и не имея никаких средств к существованию». Надо сказать, воронежцы показали тогда немалую способность к самоорганизации – избрали бюро, начали регистрацию прибывающих, добивались субсидий на существование, организовали благотворительный концерт в свою пользу. Среди беженцев из Воронежской, Орловской и Курской губерний оказалосьнемало профессиональных педагогов. Учитывая это, Харьковский учебный округ взял педагогов под опеку, обеспечив жильем, питанием и денежным пособием. Главное переждать время, а там, Бог даст, все устроится – таким было тогда общее настроение. Верили, что неудачи Вооруженных Сил Юга России временны, что вот-вот начнется генеральное наступление на Москву и все смогут вернуться в родные места.

В октябре 1919 г. по предложению харьковской профессуры было составлено и опубликовано «Воззвание к ученым Европы», объяснявшее малосведущей западной публике, что такое советская власть и предупреждавшее, что большевизм «подобно моровому поветрию способен распространяться и грозит потрясением странам Запада и Востока». Среди подписавших воззвание был и выдающийся ученый-экономист, демограф, профессор Харьковского университета Алексей Николаевич Анциферов (1867-1943). Уроженец Воронежа, выпускник I-й мужской гимназии, по окончанию Московского университета Анциферов служил в Воронежской губернии, был гласным земского собрания Землянского уезда. С 1902 г. Анциферов в Харьковском университете заведовал кафедрой политической экономии и статистики.

О положение в Харькове осенью 1919 г. можно судить по статье А. Вершинина «Ленивые сердца» в газете «Южный край» от 14 октября. Сообщая о жалобах фронтовиков на апатию и равнодушие тыла, автор декларировал чувство стыда и досады. «Точно мы, российские граждане, всё еще ходим в коротких штанишках, – писал он, – сидим в приготовительном классе государственности (не второй год, а второе тысячелетие!) и, никак не можем понять насущные обязанности патриотизма». Вершинин задается вопросом: Если в войне с Германией общественность показывала действенный патриотизм, то почему сейчас в борьбе с большевизмом тыловая Россия так ужасающе ленива? «Испытавший на практике систему большевистского управления обыватель, не может не испытывать смертельного ужаса при мысли о возможности возврата большевиков… Стало быть, о непопулярности борьбы с большевиками и речи быть не может; с равным правом можно было бы говорить о непопулярности борьбы за жизнь».

«Так что же происходит с психологией тыла? – спрашивает автор. – Почему, понимая необходимость борьбы для достижения спокойствия и порядка, тыл оставляет без помощи фронт, единственный, действенный фактор этого спокойствия и порядка? Почему те, кто сражается и отвоевывает Россию шаг за шагом, не имеют опоры в тылу, который дрожит от страха при каждом продвижении неприятеля и столь же быстро успокаивается при каждом его отступлении? Но испугавшись, он не обнаруживает активности в борьбе и, успокоившись, не ощущает стыда за свое равнодушие…»

Зачем хочется обильно цитировать газету из далекого вроде бы исторического прошлого? Да затем, что те же вопросы возникают, когда читаешь о позиции русских жителей украинских областей, горячо сочувствующих военной операции российской армии, напряженно следящих за сводками с фронта, но ничем не пытающихся помочь своему освобождению от националистического режима. Вот и А. Вершинин пытается осмыслить явление: «Можно объяснить эту психологическую аномалию недостаточно развитыми в русском человеке патриотизмом и гражданственностью. Невелика радость констатировать собственное убожество, и российскому публицисту, часто вынуждаемому корить гражданина-обывателя, не так это приятно, как думают». И он делает вывод: «Но что поделаешь: грех велик и его не скроешь. Наш тыловой гражданин и впрямь обладает ленивейшим в мире сердцем: оно не ощущает коллектива. Патриотизм остается вне поля его ощущений». Далее следует объяснение, явно основанное на собственном опыте: «Но к этому органическому пороку прибавилась еще одна психологическая черта – наследие большевистского режима: сознание своей беспомощности. Правящий большевизм придавил обывателя, обессилил и внушил ему уверенность, что народ сам справиться с национальной задачей не в силах. Сложилось убеждение, что изнутри освобождение прийти не может. Тогда стали ждать спасения извне. Ориентация в сторону Антанты стала всенародным культом. Российский гражданин примирился с положением полураздавленного червяка, который только и в силах уползти подальше как-нибудь от опасной пяты, но никак не помышляет о борьбе. И когда генералы жалуется, что солдаты босы, граждане в тылу, вероятно, негодующе мыслят: а где же помощь Англии? «Где же помощь России?» – вот что нужно бы воскликнуть. И до тех пор, пока этот вопрос не получит реального ответа – вопрос о бытии России не будет решен так как должно. Чтобы победить большевиков, нужно победить предварительно в себе лень сердца и слабость веры в себя».

Сочувствовавший белым американский журналист Гарольд Вильямс в декабре 1919 г. в ростовской газете «Великая Россия» призывает тыл очиститься от заслоняющих грозную опасность личных и партийных раздоров. Он восхищается личностью главнокомандующего Антона Деникина, преклоняется перед стойкостью войск. Но, пишет он, «тем более огорчает поразительная инертность, растерянная неподвижность огромной массы русских граждан».

19 ноября 1919 г., за три недели до сдачи Харькова, в газетной беседе генерал И. Беляев (1879-1957) говорит о критическом положении на фронте, растянувшемся тонкой напряженной паутинкой. Поскольку гражданская война не классическая война, а с обеих сторон скорее партизанская, то здесь побеждает тот, кто смело идет вперед. Стоящего на месте – обходят и заставляют отступать. Необходимо, пишет генерал, чтобы граждане Харькова с сознательностью отнеслись к мобилизации: «Пусть все возьмутся за винтовку и вольют силу и бодрость в ряды бессменных бойцов. Неужели мы допустим к нашему Харькову, единственному из мало пострадавших от гражданской войны городов, красные орды? Неужели позволим большевикам превратить его в русский Лион?» Беляев напомнил читателям эпизод французской революции, когда якобинцы разрушили Лион, оплот контрреволюции, и подвергли массовым казням его жителей. Каковы же были отклики на призыв? Почти никаких. Индейцы местности Чако Бореаль в Парагвае оказались восприимчивее к словам генерала Беляева, чем харьковские соотечественники – он стал у них впоследствии национальным героем и был внесен в Пантеон славы Республики Парагвай.

В конце ноября началось отступление Добровольческой Армии от Курска на Харьков. Пришла пора эвакуации города. Охваченные паникой жители, спасаясь от неминуемого террора, тысячами покидали Харьков в переполненных поездах, на лошадях. 12 декабря в Харьков входят части Красной Армии.Вместе с харьковчанами город покидали и воронежские беженцы. За неимением статистики невозможно сказать, сколько ихушло дальше на юг. Для кого-то лежал путь в эмиграцию, кто-то возвратился домой либо попытался найти новые пристанища, опасаясь преследований в родных местах.

В марте 1920 г. отступающие части Вооруженных Сил Юга России – Добровольческий корпус, кубанские, терские казаки – оказались прижаты наступающим противником к узкой причерноморской полосе в районе Новороссийска. Эвакуация военных и гражданского населения представляла страшное зрелище – десятки тысяч людей не смогли попасть на корабли из-за отсутствия необходимого тоннажа. Положение не спасали и малочисленные иностранные суда. К городу подходила красная конница, люди в отчаянии кончали жизнь самоубийством. Кто-то смог прорвался по узкой прибрежной полосе к грузинской границе, в том числе остатки корпуса Андрея Шкуро. После взятия красными Новороссийска начались расправы с военными и гражданскими лицами. Общее число жертв до сих пор невозможно подсчитать…

 

Поделиться ссылкой: