Автор: Александр Гончаров

 

Если вам попадутся на глаза фотографии большевика Петра Лазаревича Войкова (1888-1927), то ничего особо негодяйского или вычурно революционного в его облике на первый взгляд не обнаружится, так, какой-то бюргер, привыкший носить котелок, но пытающийся изобразить из себя поэтическую натуру с модно всклоченной шевелюрой и со взором Бодлера.

Войкова можно счесть даже обаятельным, если не знать его биографии. Если придерживаться официальной советской версии, то Петр Войков родился в семье мастера, трудившегося на металлургическом заводе.

Впрочем, не сильно-то и угнетенного «проклятым» Царским режимом. Лазарь Войков – выходец из крестьянского сословия, попытался получить образование в столичном Санкт-Петербургском горном институте, но был изгнан из-за участия в студенческих забастовках, а не по причине безденежья или какой-либо еще. Потом, правда, вполне спокойно закончил учительскую семинарию. На металлургический завод же попал все больше по весьма приземленному и прозаическому мотиву – солидному жалованию.

Семья Войковых отнюдь не бедствовала. Денег хватало не только на питание, одежду и комфортное проживание, но и на обучение детей в гимназии. Однако в семействе царил демократический, околореволюционный душок. Кумирами старших Войковых являлся весь традиционный набор, этакие бесовские и пародийные революционные «святцы»: Некрасов, Добролюбов, Чернышевский, Белинский и… террорист Желябов.

«Добрый» папа подсунул своему сыну Петру речь Андрея Желябова на суде, когда выяснилось, что мальчик сидел в гимназии за той же партой, где некогда посиживал и «угнетенный» душегуб-«народник».

Вот так и появлялись в интеллигентских и полуинтеллигентских семьях революционные варнаки. Юношеский мозг, впечатленный «помощью» отца, неизбежно сделал соответствующие выводы. Ах, я взрываю какого-нибудь жандарма или иного «сатрапа», как мне − герою сразу же кидаются на шею белокурые гимназистки, курсистки, институтки, трепеща от восторга и не заморачиваясь пубертатными угрями на моем суровом лице!

Впрочем, первой жертвой революционного экстаза Петра Войкова стал не «фараон», а родной брат Павел, подавшийся в террористы под его непосредственным влиянием.

В Ялтинской Александровской гимназии Павел на части разрезал портрет Государя Николая Александровича, а потом вышел на берег Черного моря и застрелился.

Петр же, оказавшись в рядах боевиков РСДРП, принимал участие в двух неудачных покушениях на представителей российской провинциальной власти, в том числе и на ялтинского градоначальника Ивана Антоновича Думбадзе, затем уехал учиться в Санкт-Петербург. Однако, узнав, что им активно интересуется полиция, «пламенный» революционер по чужому паспорту своевременно отбыл за границу.

За рубежами России Войков отнюдь не страдал: пытался учиться, женился на дочери купца первой гильдии, встречался с революционными «вождями».

После Февраля 1917 года он вернулся в страну, хладнокровно оставив жену ради другой женщины – мировой революции.

Вакханалия революции позволила ему развернуться на полную катушку и в полной мере проявить до времени дремавшие в нем «дарования». Не смотря на отсутствие какого-либо административного и управленческого опыта пронырливому Войкову нашелся солидный пост в министерстве труда Временного правительства. В конце концов его направили в Екатеринбург инспектором по охране труда. Предусмотрительно сориентировавшись в политической ситуации, Петр Войков перебежал от меньшевиков к большевикам. И карьера его пошла в гору. Он попал в члены местного ВРК, а чуть позже возглавил Екатеринбургскую думу.

На Урале в 1918 году Войков «прославился» в качестве комиссара снабжения, откровенно грабя крестьян и не гнушаясь расстрелами сопротивляющихся.

Естественно, что как инициативный член партии он не мог оказаться в стороне от зверского убийства Царской Семьи. История это темная и мутная, некоторые исследователи, правда, сомневаются в его непосредственном участии в преступлении, хотя сам Войков хвастался перстнем, снятым с руки Царя-Страстотерпца.

В любом случае нет никаких сомнений, что он являлся одним из организаторов злодейской и бессудной расправы, что подтверждается требованием на выдачу 11 пудов серной кислоты для уничтожения тел членов Царской Семьи и ее верных слуг были выписанным на имя самого Петра Войкова.

«Инициатива, энергия и революционная сознательность» екатеринбургского революционера была по достоинству оценена в Москве. В дальнейшем предприимчивого и надежного (повязан кровью святых Царственных мучеников) Войкова перевели в столицу и заниматься распродажей сокровищ русских музеев и Императорской Фамилии иностранным покупателям. Таким образом он явно входит в ближайший круг, обеспечивающий материально-финансовые запросы соратников Ленина и советского правительства.

Как человека проверенного, Войкова перебрасывают на дипломатическую работу, хотя и этому он никогда не учился, да и талантов не имел. Британский посол в Польше так писал о нем: «Он, естественно, не имеет воображения ни о дипломатическом, ни об общественном этикете и чувствует себя весьма угнетенным».

 

В 1927 году Петра Войкова смертельно ранил на варшавском вокзале русский патриот Борис Коверда, так объяснивший свой поступок суду: «Я отомстил за Россию, за миллионы людей».

В советские годы память Войкова увековечили очень широко: «от Москвы до самых до окраин». Одних только улиц по всей стране назвали его именем более 130-ти, а еще были заводы, шахты, корабли и о. п. на железной дороге во Владимирской области. Высшей точкой этого клинического помрачения стало присвоение фамилии Войкова станции Замоскворецкой линии Московского метрополитена.

Петра Войкова позиционировали, как «советского дипломата, погибшего на своем посту от рук врага». Но теперь так рассуждать может только человек, совершенно идеологически зашоренный или же напрочь забывший историю.

В современной России общественность много раз поднимала вопрос о том, что имени Войкова – террориста, кокаиниста и убийцы не место в публичных местах страны.

Ситуация с переименованием станции метро «Войковская» в Москве – Третьем Риме – духовном центре нашего Отечества – это настоящая морально-этическая катастрофа. Еще с периода «перестройки» предпринимались попытки убрать имя палача, грабителя и расхитителя музейных ценностей с карты Московского метрополитена.

Власти нашей столицы решились провести опрос среди москвичей по поводу переименования «Войковской». И он показал, что гражданского общества в РФ нет. Уже или ещё. Большинство склонилось к тому, что все надо оставить, как и есть. В 2015 году на сайте «Активный гражданин» 53 процента жителей столицы нежно «возлюбили» террориста. И только 37% сказали нет имени Войкова.

Свободомыслие людей угодило в удавку невежества, ограниченности мышления, идеологических легенд и сказок, привычек и потребительского комфорта («Зачем менять? Нам так удобнее»).

По сути, случилось торжество простой и грубой манипуляции общественным сознанием. Ведь люди безразлично отнеслись к коммунистической пропаганде, утверждавшей, что Войков – выдающийся дипломат, работавший на благо России. Многие не удосужились даже понять, что в той же Польше Петр Войков старался трудиться на благо Коминтерна, а не России. А гибель его связана не с дипломатией, а с его же террористической деятельность. Поднявший пистолет из пистолета же и был убит.

Станцию «Войковская» необходимо переименовать. В истории России есть достаточно имен, которыми мы в праве гордиться. Сейчас проблема стоит так: свободный гражданин вне зависимости от своих политических пристрастий не может терпеть того, что имя преступника до сих пор красуется в топонимике городов и сел, на огромный просторах нашего Отечества. А если он терпит или одабривает сложившееся положение дел, то тогда нет в нем ничего от гражданина Великой России.

Серная кислота «войковщины» уже разъела его сознание…

 

Поделиться ссылкой: