Автор: Илья Рябцев

 

Часть.2 Окончание

 

Ссылка на первую часть https://rusnasledie.info/taras-shevchenko-kak-kvintessenciya-ukrainskogo-mifa/

 

Нет никакого смысла долго распространяться на тему бесконечной и бескрайней околошевченковской мифологии, об этом уже и без того, слава Богу, в последнее время немало писано-переписано. Особенно ярко и подробно эта фигура показана в познавательной и честной книге «Вурдалак Тарас Шевченко», написанной прозорливым Олесем Бузиной, убитым по совокупности заслуг, в том числе и за эту книгу, свидомитами, читателями и поклонниками творчества Кобзаря. 

Не просто найти в истории мировой литературы еще одну настолько же отталкивающую, ничтожную личность, при этом знаменитую и какой-то злой издевательской силой вознесенную на совершенно не заслуженную, не соразмерную масштабам её дарований и художественного значения высоту. Угрюмый, тяжкий, неопрятный и малосимпатичный, ядовитый и многозначительно немногословный (ввиду природной плебейской робости перед могущественными, образованными и родовитыми), но за спиной мстительный, завистливый и злопамятный, неблагодарный и злословный, горький пьяница, допившийся до смерти в возрасте 47 лет,  блудник и паскудник, автор целого собрания пошлейших скабрезных картинок, враг престола и лютый до звероподобия националист, жестокий и беспощадный (с его кроваво-сладострастными Гайдамаками) – вот неполный портрет этого «великого отця і пророка українського народу». Народа, вслед за своим учителем словно опившегося ядовитой словесной отравой своего кумира и впавшего в свальный грех хтонической ненависти и скотского человеконенавистничества. Народа, угадавшего в Кобзаре мутное отражение самого себя и оттого всем сердцем его признавшего по полному сродству душевной организации и конституции.

Несмотря на невысокие, чисто провинциальные и от того факультативные собственно художественные достоинства литературного наследия Кобзаря, нельзя все же не согласиться с тем, что ни одному из гениев мировой культуры не удалось в такой концентрированной степени словно увеличительной линзой собрать и воплотить в себе самые характерные, к сожалению, худшие и низкие черты характера, искусственно выведенного умелыми генными инженерами народа-мутанта, — современных свидомых украинцев, заместивших теперь уже канувших в Лету, но некогда будто бы существовавших, ярморочно красочных, безобидных и пасторально трогательных малороссов. Поистине, сегодня мы говорим Шевченко – подразумеваем Украина, мы говорим Украина – подразумеваем Шевченко. Малороссы, слившись со своим аватаром (Шевченко) из по отдельности безобидных ингредиентов, вдруг составили агрессивное и токсичное бинарное химическое вещество, опасное для окружающих соседей.

Образ же самого Шевченки еще при жизни, а тем более сразу же после своей отнюдь не блаженной кончины стала объектом активного и целенаправленного мифотворчества, сперва со стороны вечно находящихся в афронте с самодержавием русских либералов и революционных демократов, а затем уже с нарастающим энтузиазмом, все отчетливее принимающим очертания явной иррациональности и одержимости, было подхвачено тогда еще крайне малочисленной и безнадежно провинциальной  украинофильской квази-интеллигенцией.

Со временем, под воздействием каких-то труднопостигаемых изгибов и капризов украинской логики, вокруг личности кобзаря вдруг прихотливо объединились практически все цвета и оттенки прежде экзотического и культурно-маргинального, а к 20-м, 30-м годам двадцатого века начавшего стремительно распространяться укронационализма. Усилиями местных мыслителей-самоделкиных, с подачи поляков, австро-венгров и особенно большевиков. И это тем более удивительно, что, например, сам Тарас неоднократно и весьма нелицеприятно высказывался о своих, как оказалось впоследствии, самых преданных поклонниках и самых неистовых поборниках украинства: западенцах и греко-католиках.

Уже в советское время, при десятилетиями директивно проводимой в УССР фактически принудительной украинизации автохтонного русского населения, Тарас Шевченко превратился в утверждённый и легитимный символ, тотем, никогда в природе не существовавшей української державності, сочиненной захолустными мыслителями и историками местного разлива. Именно тотем, даже фетиш, органически присущий архаичной и сельской по своей природе украинской культуре и украинскому сознанию. Неслучайно, вот уже почти столетие любое появление украинских государственных или общественных организаций в том или ином уголке земного шара традиционно сопровождается их своеобразной цивилизационной экспансией, — обязательной, буквально ритуальной (по согласованию с местными властями), установкой в качестве дружеского обмена, канонического украинского культурного артефакта, — памятника, бюста или мемориальной доски Кобзаря, как главного символа української держави. Если повнимательнее приглядеться к этой традиции, можно заметь, что такой ритуал носит ярко-выраженный хтонический, архаично-почвенный характер. Такими же идолами и фетишами древние люди метили новые земли, заявляя другим народам о своем существовании и праве. 

Во всяком случае, по данным «Рамблера», Тарас Шевченко — мировой лидер по количеству установленных деятелям искусства памятников. На сегодня насчитывается 1384 «его» монумента. Из них 1256 — на Украине, 128 — за рубежом, в 35 государствах мира. В том числе и в России: 10 памятников и 20 мемориальных досок. Вся прелесть этой грубой и ползучей, насильственной ошевченковляемости мирового культурного пространства состоит в том, что во всех этих странах кроме Украины и России (тяжелое советское наследие), можно по пальцам пересчитать тех, кто добровольно читал творения этого необязательного, глубоко провинциального и по большому счету никому кроме свидомитов не нужного автора.

Однако в феномене Шевченко содержится тем не менее и некая на первый взгляд труднообъяснимая тайна: как вышло, что такая ничтожная и в человеческом, и в творческом отношении личность, смогла стать одной из заметных фигур отечественной культуры? Как могло случиться, что немалое количество образованнейших, безупречно утонченных и высококультурных людей (А. К. Толстой, И. А. Бунин и мн.др.), прежде и кроме случая с Шевченкой, не замеченных ни в каком ином дурновкусии, могли поддаться магическим чарам этого желчного, необаятельного вислоусого прохиндея, недотыкомки?

Ответ на это вопрос не так уж сложен. Такое неоднократно случалось в прошлом, и все чаще случается сейчас. Это явление можно условно обозначить как феномен «Голого короля». На этом, собственно, и построена вся современная PR-технология, главная задача которой состоит в том, чтобы выпустить джина из бутылки, т.е. создать условия для возникновения самовоспроизводящейся, направленной инерции так называемого общественного мнения, которое в определенный критический момент становится уже не подвергаемым сомнению господствующим трендом. Именно это, правда, скорее всего стихийно, без осознанного субъективного воздействия, под влиянием удачно совпавших факторов и произошло с Тарасом Шевченко. 

Первоначально интерес к нему объяснялся исключительно человеколюбием ограниченной группы достаточно влиятельных, впрочем, лиц. Если разобраться в неочевидных причинах, приведших к спонтанному возникновению кружка благотворителей народного таланта, становится ясно, что внутренняя мотивация благотворителей была не так уж и безкорыстна. В основании всей этой кампании лежали: либерально  (гуманистически) и схематично понимаемое христианское сочувствие, щекочущая нервы невинная фронда и согревающее, приятное для самолюбия чувство сознания собственной добродетельности и высокого нравственного совершенства. Дальше больше, по писанному… Вскоре кружок вошел в моду и превратился в светский влиятельный салон. Сам Тарас неожиданно очнулся в положении главного героя торжественной и самодовольной ярмарки всеобщего самоуважения, тщеславия и прекраснодушия. Его, неуклюжего, неотесанного, неказистого и унизительно смущенного, как циркового медведя, обряжали во фрак и водили по салону, представляя родовитым и знаменитым гостям. По-крестьянски сообразительный малоросс быстро понял свою роль и задачу, холопским свои чутьем выбрав безошибочную для себя манеру поведения. Он держался обособленно, немногословно, весомо и мрачно, глядя мимо людей, словно вглубь себя. Время от времени его заставляли читать (надо же, оно еще и говорит, и сочиняет!) необычные, певучие, экзотичные и по-народному резкие энергичные вирши…Публика была в полном восторге от представления. 

Через некоторое время центральный персонаж этих салонных посиделок внезапно помер от «русской болезни». И то сказать, вполне своевременно! Живым Кобзарь и народный страдалец уже был больше не нужен. И даже мешал наступлению его мемориальной фазы, — бессмертию. К этому времени мода на него приобрела уже характер господствующей, бесспорной и воспроизводящей саму себя точки зрения. До такой уже совершенно абсурдной степени, что его заветный товарищ и собутыльник скульптор Михаил Микешин «на полном серьезе» намеревался изваять своего дружка Тараса в равноправной компании величайших исторических деятелей на порученному ваятелю памятнике 1000-летия России (!!). Начальство, конечно же, поправило утратившего от алкоголя и горя по утраченному другу ощущение реальности творца. Вот, что писал по этому поводу в своих «Замѣтках» тогдашний глава российской тайной полиции Леонтий Дубельт:

«…Государь простил Шевченку, он возвратился в Петербург и <…> допился до водяной болезни, от которой и умер. Надо было видеть Шевченку: вообразите человека среднего роста, довольно дородного, с лицом опухшим от пьянства, вся отвратительная его наружность самая грубая, необтесанная, речь мужицкая, в порядочном доме стыдно было бы иметь его дворником, — и вот этого-то человека успели украйнофилы выказать славою, честью и украшением Малороссии, и под личиною общественного мнения оскорбить, замарать его ликом памятник тысячелетия Poccии!»

В любом случае Тарас успел-таки проскользнуть в пантеон великих, инерцией этой властной и самодовлеющей силы, — господствующего общественного мнения, и его присутствие на олимпе до недавнего времени по привычке как бы и не подвергалось сомнению. Любой оспаривавший величие Кобзаря и его неоценимый вклад в сокровищницу мировой культуры автоматически подвергался остракизму, осмеянию и в лучшем случае получал малопочтенный ярлык чудака, ретрограда, мракобеса и реакционера. И только события на Украине XXI века заставили по иному, трезвым взглядом взглянуть на забронзовевшую фигуру карликового украинского идола. 

 

 

 

 

Поделиться ссылкой: