Автор: Геннадий Литвинцев
Жизнь и труды Чокана Валиханова подтверждают глубокие исторические связи казахов и русских
Неожиданное вторжение в начале года темы Казахстана на первостепенное место в мировых новостях требует внимательнее вглядеться не только в экономику и политику, но и в историю этой страны. Не лишне вспомнить, что процесс добровольного вхождения казахских земель и трех казахских (киргизских, как обозначали тогда) жузов в состав России начался еще в 30-е годы XVIII века, длился более ста лет и завершился в 60-е годы ХIХ столетия. Именно тогда разрозненные прежде кочевые племена связали свою дальнейшую историческую судьбу с русским народом. Присоединение способствовало экономическому, социальному и культурному развитию степного края. И не случайно, что среди казахов вскоре после присоединения к России явились выдающиеся ученые, писатели, названные просветителями своего народа – Чокан Валиханов, Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев и другие.
Готовя к 200-летнему юбилею Ф. Достоевского очерк о дружбе писателя с Чоканом Валихановым (1835-1865), я не только познакомился с биографией первого казахского ученого-просветителя, историка, этнографа, путешественника, но и с большим вниманием и интересом прочитал его основные труды, обнаружив в них немало актуальных и поныне фактов и мыслей. Замечательно яркий был человек – потомок знаменитой династии казахских (киргизских) султанов и при этом российский офицер, разведчик Генштаба. Его прадед Абылай-хан – знаменитый объединитель и правитель Степи XVII века. Отец Чокана, Чингис, будучи султаном, закончил в 1834 году Сибирское линейное казачье училище в Омске, дослужился до звания подполковника российской армии, за большие заслуги перед Россией был пожалован наследственным дворянством. Чокан Чингисович пошел по отцовскому пути, поступив в Омское кадетское училище. В свои двадцать лет сын кочевого племени стал адъютантом генерал-губернатора Западно-Сибирского края, вмещавшего в те времена и нынешние казахские степи, был весьма образованным человеком, владел европейскими и восточными языками, имел основательные познания в географии, истории, этнографии, фольклористике. Не удивительно, что у молодого офицера в разговорах с сослуживцами то и дело возникала волновавшая его тема России и Азии, их взаимодействия и общей судьбы.
«Изо всех инородческих племен, входящих в состав Российской Империи, первое место по многочисленности, по богатству и, пожалуй, по надеждам на развитие в будущем принадлежит нам – киргизам, – писал Валиханов позднее в своей «Записке о судебной реформе». – Киргизский народ принадлежит к числу наиболее миролюбивых и, следовательно, к числу наименее диких инородцев русского царства. Сверх того, мы, как потомки батыевских татар, связаны с русскими историческим и даже кровным родством… Судьба миллионов людей, подающих несомненные надежды на гражданственное развитие, людей, которые считают себя братьями русских по отечеству и поступили в русское подданство добровольно, кажется, заслуживает большего внимания и большей попечительности».
Примечательно, что Чокан Валиханов не считал исламскую религию исконной и обязательной для своего народа. Он писал, что ислам, непонятно с какой целью, насаждается сверху, российским властями. «Киргизы до вступления в русское подданство были мусульманами только по имени и составляли в магометанском мире особый суннитский раскол, – писал он. – Мусульманские законы никогда не были приняты киргизами и были введены в степь путем правительственной инициативы, вместе с бюрократическими прелестями внешних приказов. Мы не знаем и не можем понять, что имело в виду русское правительство, утверждая ислам там, где он не был вполне принят самим народом. Апостолом Магомета в Сибирской степи был великий Сперанский, назначавший мулл и предположивший построение мечетей и татарских училищ при окружных приказах. Нас поражает это обстоятельство».
При этом правительство вовсе не привлекала идея крещения Степи: мусульманское духовенство было вполне лояльной опорой власти на окраинах России и среди народов Поволжья. Поэтому оно поддерживало деятельность мулл по исламизации язычников. Валиханов был решительно против такой политики, уничтожающей, как ему представлялось, народные верования казахов (шаманство), их традиционную культуру. «Вся степь наводнена полуграмотными муллами из казанских татар и фанатическими выходцами из Средней Азии, выдающими себя за святых, – писал Валиханов. – Чтобы понять, в каком духе татарское духовенство воспитывает киргизское юношество, приведу один только пример, больше не нужно. В мусульманском населении города Петропавловска возник вопрос: грешно ли играть в карты? Обратились к мулле, известному своей глубокой ученостью. Этот казуист, справившись со своими «темными книгами», объявил, что играть в карты мусульманам между собою – великий грех, но играть с русскими с намерением обыграть их – дело похвальное, как род джихада, подвига за веру, которое завещал пророк своим последователям в непременную обязанность… И у нас в степи все благодетельные меры правительства, все выгоды новых учреждений не приносят ожидаемых результатов именно вследствие того, что они парализуются возрастающим религиозным изуверством. Киргизы наши теперь более чуждаются русского просвещения и русского братства, чем прежде». В дальнейшем Валиханов развивал волнующую его тему исламского засилья, вредящего, по его мнению подлинному просвещению казахов и киргизов, их социальному, культурному и духовному формированию, в «Записке о судебной реформе» и в статье «О мусульманстве в степи»: «Мы далеки от того, чтобы советовать русскому правительству вводить в степь христианство каким бы то ни было энергическим путем, точно также не предлагаем ему преследовать ислам; подобные крутые меры ведут всегда к противным результатам».
Валиханов предлагал предпринять конкретные действия, которые совпадают, по его мнению, с желанием самих казахов (киргизов): «…Мы просим и требуем, чтобы правительство не покровительствовало религии, враждебной всякому знанию, и не вводило бы насильственно в степь теологических законов, основанных на страхе и побоях. В силу представленных нами аргументов, достаточно рельефных, для пользы киргизского народа и в интересе самого правительства, по нашему мнению, необходимо принять теперь же, по примеру оренбургского начальства, систематические меры, чтобы остановить дальнейшее развитие ислама между киргизами нашей области и чтобы ослабить, а если можно, совершенно устранить вредное влияние татарских мулл и средне-азиатских святошей, тем более, что представляется правительству прекрасный случай сделать важный шаг на этом пути, уничтожив действие мусульманских законов в нашей области, согласно желанию самого киргизского народа».
Углубляясь в проблемы духовной жизни своего народа, Валиханов в уже цитируемой выше статье «Следы шаманства у киргизов», излагает мысли, опровергающие представление некоторых историков о нем, как о материалисте и атеисте: «Происхождение шаманства, – пишет он, – это обожание природы вообще и в частности. Другое чудо – человек. Эта душа, эти способности, этот дух мыслящий и пытливый, не показывает ли очевидное присутствие Божества, неисследимой вечной силы?»
В декабре того же 1855 года генерал-губернатор Западно-Сибирского края Гасфорт подписал ходатайство перед военным министром о награждениях за особенное усердие и неутомимые труды штаб- и обер-офицеров Сибирского корпуса. «В числе представляемых заключается между прочим и состоящий при мне адъютантом корнет султан Валиханов, который, хотя и состоит на службе не более двух лет, но при совершенном знании оной и киргизского языка, а также и местных киргизских обычаев, он, сопровождая меня в киргизскую степь, принес большую пользу, – говорилось в представлении. – Притом он, султан Валиханов, есть потомок последнего владетельного хана Аблая, поступившего в подданство России, и первый из детей киргизских султанов Сибирского ведомства, который получил основательное образование в Сибирском кадетском корпусе и поступил на военную службу, а потому и в видах поощрения такового полезного начала и развития в киргизах желания к отдаче детей своих в нашу службу и чрез то большего сближения их с нами я нахожу необходимым поощрение Валиханова всемилостивейшею наградою, тем более что по происхождению своему он пользуется особым между киргизами уважением».
Корнету султану Валиханову по срокам еще не полагалось производство в следующий чин, но благодаря «особому ходатайству» генерал-губернатора он был пожалован чином поручика. Но в чем могла заключаться от него «большая польза»? Думаю, генерал Гасфорт имел в виду прежде всего составленный Валихановым проект управления казахами Большой орды, включавший и обстоятельный обзор положения на русской пограничной линии в Туркестане. Валиханов раскрыл в обзоре содержание подстрекательных фирманов (грамот, декретов) турецкого султана, роль английского золота в определении политики Бухары и других магометанских ханств Средней Азии, подчеркнул опасность того, что на среднеазиатские базары, где пока главенствуют русские товары, начинают проникать товары английские, как и британское огнестрельное оружие… Читая записку, трудно поверить, что ее автором является молодой корнет, совсем недавно вступивший на службу. За высказанными в ней военными, политическими и экономическими соображениями, видится опытный штабист, аналитик, разведчик.
Чокан Валиханов умер в расцвете сил, не успев воплотить в жизнь и малой доли своих замыслов и идей. Но и то, что дошло до нас из его творческого наследия, представляет огромную ценность, помогает воссоздать историко-культурную политическую картину эпохи, в которой он жил, социальное и духовное состояния казахского народа, да во многом и всей России того времени. «В сердце его любовь к своему народу соединялась с русским патриотизмом, – писал друг Валиханова по кадетскому корпусу Г. Н. Потанин. – В 60-х годах (XIX столетия – Г.Л.) общероссийский патриотизм не отрицал местных областных инородческих, и два патриотизма, общий и частный, легко уживались в одном человеке».
Валиханов лучше многих понимал, что народы Средней Азии, войдя в число подданных России, получают надежды на мирное развитие, а в противном случае им грозит кошмар насилия и работорговли, что он видел своими глазами в Кашгаре. Сын Степи, Валиханов твердо верил в будущее своего народа в составе России.
