Автор: Елизавета Преображенская
Самый известный представитель рода Флавицких — это, конечно, Константин Дмитриевич Флавицкий. Его картина «Княжна Тараканова» всем знакома с детства. Константин Дмитриевич прожил всего 36 лет и скончался после продолжительной болезни на руках у своей невесты, той самой девушки, с которой он писал свою знаменитую княжну Тараканову. Впоследствии эта девушка вышла замуж за младшего брата Константина Дмитриевича, офицера Николая Дмитриевича Флавицкого. Выйдя в отставку, Николай Дмитриевич вместе с супругой обосновался в Туркестане, хотя, поговаривали, что так далеко от столицы штабс-капитан Флавицкий был выслан за вольнодумство.
Известно, что в Ташкенте Флавицкие жили в доме по улице Куропаткинской, к сожалению, более точный адрес установить уже невозможно. Вполне вероятно, что свой большой дом Флавицкие выстроили благодаря тем 4 тыс. рублей серебром, которые заплатил им П. М. Третьяков за картину «Княжна Тараканова», ставшей частью коллекции известного мецената.
Интересна история рода Флавицких. Если по отцу, Дмитрию Флавицкому, этот род был из духовенства, то мать Константина и Николая Флавицких, Анна Таманская была дочерью Ивана Трофимовича Таманского. Его биография довольно интересна. Во время Крымской войны при Императрице Екатерине II, когда русские войска взяли Таманский полуостров, им там долго не сдавалась одна хорошо укрепленная крепость татарского хана. Наконец, после долгого сопротивления, люди хана отступили и бежали, и большая часть их была уничтожена. Русские солдаты вошли внутрь и при осмотре всех помещений, в княжеской спальне, в колыбели заплакал ребенок. Солдаты взяли его и принесли к начальнику. Мальчику было года три-четыре, и по дорогим одеждам и драгоценным украшениям было установлено, что это сын хана. Начальник распорядился, чтобы пленного мальчика отправили во дворец к Царице. Его воспитали при дворе, дав ему имя Иван Трофимович Таманский. В 1791 году в чине сержанта он начал работать у архитектора Казакова. Архитектурный и художественный талант Ивана Трофимовича передался и многим его потомкам. В том числе внуку Николаю Дмитриевичу Флавицкому, который тоже имел талант к рисованию, но избрал для себя военную карьеру. Впрочем, Николай Дмитриевич был военным инженером, именно благодаря ему появились железнодорожные мосты через Амударью и другие туркестанские реки. Сын Николая Дмитриевича, Николай Николаевич Флавицкий так же прекрасно рисовал, но пошел по стопам отца и избрал для себя военную службу. Женат он был на Ольге Ивановне Педанти, от брака с которой родились две дочери: Татьяна и Тамара.
О своей семье Татьяна Флавицкая вспоминала: «… я выросла в семье, где не существовало ни лжи, ни хитрости, ни лукавства. Меня окружали в детстве люди, полные благородства и доброты — мои отец и мать. Не потому, что они мои родители, нет, дорогой! Я прожила уже целую жизнь, но таких людей больше не встретила. Мои отец и мать были наделены самыми высокими моральными качествами и достоинствами, к которым, вероятно, и должно стремиться все человечество».
В 1914 году началась война, и Николай Николаевич Флавицкий отправился на фронт. Ольга Ивановна с дочерями перебралась на это время в Петроград, где окончила курсы сестер милосердия. За выполненную геройски важную и рискованную операцию, в которой Николай Николаевич получил ранение и тяжелую контузию головы, он был награжден орденом Георгиевского кавалера и именным Золотым оружием. Революция застала Флавицких уже в Ташкенте.
Татьяна вспоминала об этих страшных днях: «Революция… У нас старая няня в комнате при кухне и в кухне пленный австриец Станислав. У нас с сестрой француженка — она строгая, не разрешает мне лазить по заборам и по деревьям и даже свистеть, а я как раз только что научилась свистеть от своего двоюродного брата Вовки. За каждый свисток я должна переписывать две страницы по-французски. Проходит лето. Мы собираем в саду новой квартиры вишни, яблоки, грецкие орехи. Четыре огромных дерева — гиганты в конце сада, там от них постоянная тень и прохлада. Но вдруг, что-то случилось! Стрельба в городе, летят пули по саду, нельзя выходить из комнаты. Папу забрали, мамы нет дома, мы сидим со старой няней. Мама прибегает домой в слезах. На дворе идет холодный дождь, и папу и еще много офицеров, окруженных вооруженными людьми, гоняют по городу, плюют им в лица, кричат ругательства, забрасывают глиной и мусором. Руки офицеров связаны сзади, погоны сорваны, некоторые в одних насквозь промокших и прилипших к телу рубашках. Их мочит осенний холодный дождь с ветром. Это продолжалось до вечера. Вечером их загнали в большой сарай и заперли. Измученные люди повалились на голую холодную землю. На другой день повторилось то же самое, а на третий день утром должны были всех их расстрелять. Некоторые жены подходят к сараю, заглядывают в щели. Один молодой кричит от страшной боли воспаленного уха. Некоторые стонут, горят в жару. Среди них папа. Мама, конечно же, здесь возле сарая. Что делать?! Что делать?! Как помочь?.. Бледная, хрупкая, всегда слабенькая мама, почти обезумевшая от ужаса. Она не спит уже несколько ночей, ведь их гоняли несколько суток. «Что делать? Нет! Больные не могут оставаться без помощи! Нет! Больных нельзя убивать!» Мама едет к знакомому доктору Боровскому: «Доктор, Вы можете, Вы должны попробовать взять больных в госпиталь! Это не может быть так! Нет!» Доктор отказывается — он не может этого сделать. Мама едет к другому. Тот же отказ. Мама едет к Моисею Ильичу Слониму, он всегда лечил нашу семью. Уже 11 с половиной часов ночи. Мама уже не надеется и слабым, упавшим голосом рассказывает ему о случившемся. Моисей Ильич слушает в халате, минуту думает. Потом встает, и: «Сейчас едем». Он в полминуты одет: «Едем!» Они едут по темным улицам, где-то слышны выстрелы, останавливают патрули. Подъехали. «Я врач, разрешите осмотреть больных… Ах, это только с разрешения начальника?» Звонят начальнику — тот разрешает осмотреть. Папу и еще троих с высокой температурой: «Их надо в госпиталь», — опять звонят начальнику. Начальник разрешает, но, чтобы каждый больной был в госпитале под охраной двух вооруженных конвойных».
Эти несколько недель в госпитале спасли Николаю Николаевичу жизнь. А как только конвой сняли, Ольга Ивановна убедила мужа переодеться в узбекскую одежду и переехать на время в другой город. Дело в том, что у узбеков тогда не было никаких документов и их патрули пропускали без всякой проверки, в отличие от русских офицеров.
Флавицкие выжили, но после установления власти советов в Туркестане, как и повсюду, жить было очень голодно. Невозможно было достать даже самые привычные продукты, дочери Татьяна и Тамара постоянно болели. Выручало только то, что у Флавицких была корова. Что же касается Николая Николаевича, то он брался за любую работу, чтобы прокормить семью. Одно время он работал на конюшнях. В самих конюшнях были только слабые и старые лошади, а все остальные паслись в горах. Вдруг пастух доложил Николаю Николаевичу, что одна из лошадей пала. На следующий день – еще одна, а затем – сразу 26. Это была сибирская язва и только благодаря тому, что Николай Николаевич приказал перегнать лошадей на другое пастбище, удалось сохранить остальных животных. Эти старания не оценили. Состоялся суд, который постановил, что: «Обвиняемый, Флавицкий Николай Николаевич, оправдан. Но, принимая во внимание социальное происхождение обвиняемого: дворянин, бывший офицер, три года тюремного заключения со строгой изоляцией».
Носившая передачи отцу Тамара написала о тех страшных месяцах стихотворение:
И не было жизни.
Лишь были невзгоды
И с вечной нуждою борьба,
И голод, и холод — суровые годы,
Тяжелой эпохи судьба.
И не было детства и душу всю смяло,
Разгромы и ужас войны.
Чтоб видеть отца, я часами стояла
У стен раскаленных тюрьмы.
Не помню я юность и юные грезы,
Не знаю я счастья, любви.
Я помню страны своей стоны и слезы
И голую землю в крови
Впрочем, Николаю Николаевичу повезло, и через 7 месяцев его дело пересмотрели с необычной для советов справедливостью, так что из своего срока он провел в тюрьме 7 месяцев, после чего вышел на свободу.
Татьяна Николаевна Флавицкая с детства прекрасно рисовала и мечтала стать архитектором. Однако, из-за дворянского происхождения ее не принимала ни в один ВУЗ. Родители посоветовали попытать счастья в Академии художеств, где когда-то учились ее родной и двоюродный дед. Там она тоже поначалу получила отказ, но удалось раздобыть разрешение на поступление у Луначарского и Татьяна стала студенткой.
По окончании Академии художеств, где Татьяна была одной из лучших студенток, она начала работать в Москве у академика Ивана Александровича Фомина. В годы войны Татьяна вместе с маленькой дочерью Евгенией уезжала в эвакуацию в Среднюю Азию.
В середине 1950-х годов Евгения Флавицкая во время фестиваля 1957 года познакомилась с молодым иностранцем, и вскоре они поженились, а затем уехали за границу. Сначала жили в Австрии и Германии, затем – во Франции. В этом браке родился сын Николай, и Евгения уговорила Татьяну Николаевну переехать к ним. Уговорить было проще, чем осуществить, но Татьяна Николаевна смогла получить разрешение на выезд, хотя и понимала, что навсегда покидает Ташкент, родной дом, Москву, родителей, которых очень любила и других родственников. И все же дочери и внуку она была нужнее.
Напоследок пришлось погрузиться в советскую действительность во всей ее красе. Татьяна Николаевна писала: «Звоню некоторым, еще оставшимся знакомым, прошу купить у меня вещи по любой цене. Они приходят ко мне. Стараются помочь продать вещи и собраться, страшно шумят, особенно в последний день 27. Я, конечно, не спала эту последнюю ночь, у меня страшно болит голова, и у меня только одно желание: сесть в поезд и не умереть сегодня вечером, потому что в сердце сильная боль. Вот телефонный звонок. Звонит одна знакомая, Антонина Павловна, и просит, чтобы я отдала ей половину денег, которые она заплатила за купленные у меня вещи. «Почему? Что такое?» Она считает, что купила их дорого. «Но, пожалуйста, принесите их назад». Нет, она вещи не отдаст, но она хочет деньги. И если я ей не отдам, говорит она весьма понятными намеками, то она может мне многое испортить сейчас с отъездом. Мне делается почти дурно у телефона, я знаю, что она работает в МГБ. «Хорошо, — отвечаю я, — я отдам Вам деньги, которые Вы просите, только приезжайте, пожалуйста, на вокзал, у меня поезд отходит через два часа, и я не имею больше времени». «Не отдавайте! Не отдавайте! Ни в коем случае! — кричат мне провожающие меня женщины. — Она шантажирует Вас!» «О! — отвечаю я, — если б она попросила в пять, в десять раз больше, я бы так же ей отдала. Слава Богу, что у меня есть эти деньги».
В Париже Татьяна Николаевна растила внука Колю и для него уже на склоне лет начала писать мемуары о Флавицких, своем детстве, родителях, революции, юности и об отъезде из России. В Париже Татьяна Николаевна встретила своих дальних родственников, эмигрировавших еще после 1917 года. Она принимала активное участие в культурной и общественной жизни русской эмиграции, занималась организацией литературных и поэтических вечеров, сама писала и издавала прекрасные стихи, близко подружилась с Ириной Одоевцевой. Дочь Татьяны Николаевны, Евгения Михайловна Флавицкая сейчас занимается продвижением русской культуры за границей, является главой Ассоциации культурных и научных связей с Россией «Alliance Russe».
Внук Татьяны Николаевны, Николай, тот самый Коленька, которому она адресовала свои воспоминания, продолжил традицию семьи Флавицких и стал архитектором. Он преподает в парижской Академии художеств и работает над проектами на стыке архитектуры и экологии, а так же бережного сохранения природы в городской среде.
Потомки сестры Татьяны Николаевны, Тамары Флавицкой, после 1992 года покинули Ташкент и живут в России.
