Часть.1

Чтобы понять подвиг святителя Иннокентия (Смирнова) надо знать, что представляло собой положение Церкви в первой четверти XIX века. Её влияние существенно снизилось по сравнению с допетровской эпохой как на образованное общество, так и на простонародье. В образованном обществе к ней преобладало пренебрежительное отношение, куда большим успехом пользовалось «утонченное» католичество и, тем более, новомодные течения, идущие с Запада, вроде неправославного мистицизма и масонства.

Протестантско-мистическое течение царствования Александра I имело западноевропейское происхождение и предполагало достижение индивидом «высшей религиозности» на основе некой «внутренней» церкви и «непосредственного слияния с божественным духом». Подобная мистика осознается как единение с Богом на основе личного сверхчувственного и сверхлогического познания, путем экстатического прорыва к Абсолюту, без видимого посредства Церкви или религиозной общины. Сама идея о возможности непосредственного общения индивидуальной человеческой души с Богом потенциально содержит в себе тенденцию признать излишними или даже вредными всякие опосредующие связи: через церковную организацию, литургию и т.д. Поэтому подобный мистицизм часто приводит к антицерковной позиции, противостоящей принципу организации.

Наиболее авторитетными для русских мистиков в начале XIX века богословами и писателями являлись И.Г. Юнг-Штиллинг (стоит отметить, что этот мистик уверял современников в том, что в нем воплотился Иисус Христос), Ж.М. Гюйон, К. фон Эккартсгаузен.

Одним из первых «пионеров» — последователем и пропагандистом мистицизма был А.Ф. Лабзин, ученик известного масона-просветителя Н.И. Новикова, невероятно работоспособный эпилептик. Любопытна автохарактеристика Лабзина: «если бы не вера и не благодать Господа, то я был бы подобен сатане». В 1806 г. он создал масонский журнал «Сионский вестник», с благосклонного разрешения ближайшего друга императора Александра I, обер-прокурора Святейшего Синода князя А.Н. Голицына. Лабзин развил активную издательскую и переводческую деятельность, став главным поставщиком и распространителем мистической и масонской литературы в России.

В 1812 г. князь А.Н. Голицын способствовал увлечению Александра I чтением Библии, а затем и мистической литературы, значительно повлияв тем самым на формирование религиозных взглядов императора, совершившего «скачок» от деизма к «универсальному христианству», предполагавшему равноценность всех исповеданий. В России произошедшие изменения в духовной сфере оформились в новый политический курс. Теория христианского экуменизма, основная идея которого заключалась в объединении всех христианских конфессий, с их универсализацией и упрощением, которая в европейской мысли была социальной утопией, в России стала почти на десятилетие официальной идеологией.

В конце 1812 г. c согласия Александра I в Петербурге было учреждено Библейское общество, в котором принимали участие представители всех основных конфессий, действующих в России. Посредством этого общества английские протестанты распространяли близкую им версию христианства по всему миру. Одним из главных средств достижения этой цели был перевод книг Священного Писания на национальные языки и последующее их широкое распространение. В России Библии на современном русском литературном языке не было. Не было Библии и на языках национальных окраин. Книги Священного писания на церковнославянском языке как правило отсутствовали у частных лиц и имелись только в церквах. Библейское общество ставило своею целью облегчение доступа к получению Библии на церковно-славянском языке без каких-либо богословских комментариев, издание и распространение Библии на различных языках среди христиан неправославного исповедания, а также мусульман и язычников.

Президентом российского Библейского общества был избран А.Н. Голицын, а в конце 1813 г. Александр I сам стал членом общества. Демонстративная поддержка Библейского общества со стороны монарха привела к тому, что оно превратилось в первую в России общественную организацию с единой идеологией, созданную государством и подконтрольную ему. Создание Библейского Общества должно было расширить круг вовлеченных в политику людей, стать своего рода проверкой и одновременно школой кадров для правительства, которые могли бы на практике реализовать идею «общехристианского государства». В довоенное время подобную же задачу пытались решить, создав нерегулярную ложу «Полярная звезда», которую фактически возглавлял М.М. Сперанский.

В Библейском обществе количественно преобладали мистики западноевропейского толка и масоны. Однако в него входили и православные архиереи, члены Священного Синода, католический архиепископ, лютеранские и англиканские пасторы, представители различных сект, которым покровительствовал А.Н. Голицын. Подобный состав общества не мог в принципе не порождать противоречий, поскольку фактически приравнивал православных архиереев к представителям других конфессий и масонских лож.

В 1814 г. Общество приступило к печатанию Библии на церковнославянском языке, а с 1816 г. приступило к переводу Священного Писания на литературный русский язык. В Отчете Библейского общества за 1815 г. А.Н. Голицын писал, что Император «сам снимает печать невразумительного наречия, заграждавшую доныне от многих из Россиян евангелие Иисусово, и открывает сию книгу от самых младенцев народа, от которых не ее назначение, но единственно мрак времен закрыл оную». «Печатью маловразумительного наречия» Голицын именовал церковнославянский язык, что не могло не вызвать возмущения со стороны православных. Но наиболее непримиримую позицию по отношению к переводу Библии на современные языки занимал католик Жозеф де Местр, причем позиция его в отношении перевода принципиально не отличалась от позиции ревнителей православия: «Что будет, когда простой и прямолинейный народ получит Библию на вульгарном языке во всех библейских изданиях? Никто ничего не знает; но несомненно, что за этим последует всеобщий пожар в России, и правительство пожнет то, что посеяло». Недовольные протестовали против отсутствия в тексте перевода каких-либо комментариев, которые бы имели конфессиональный характер. Тот же де Местр заявлял: «отнюдь не простое чтение, но лишь преподавание Священного Писания приносит пользу … Читаемое же без толкований и объяснений, Священное Писание обращается в яд». По утверждению выдающегося историка А.Н. Боханова, «произвольное толкование Священного Писания на Руси всегда и осуждалось, и запрещалось, рассматриваясь как недопустимое своеволие. Ортодоксальный подход распространялся и на намерения по поводу перевода священных текстов на современный русский язык». При этом надо отметить, что фактически отсутствовали именно православные комментарии, и, наоборот, уже с 1815 г. в свете появилась масса мистических сочинений, предлагавших эти комментарии, составленные в чуждом православию духе.

Для людей религиозных перевод, который, с их точки зрения, делали «случайные» переводчики, зачастую далекие от практики крайней аскезы и лишенные необходимой религиозной харизмы, был неприемлем. Их точку зрения недвусмысленно выразил архимандрит Фотий (Спасский): «Что могло быть доброго от такого перевода детского (с участием студентов Духовной Академии – А.М.), от людей, не имеющих божественной благодати в себе? … Имеяй в себе Дух Божий, явно возгнушается перевода русского и проклянет начало злое оного и всех в нем трудящихся. Явно богопротивен он есть».

С точки зрения традиционного религиозного сознания, русский текст Священного Писания, лишенный условности и сакральной коннотации, которую традиция закрепила за славянским текстом, имел характер кощунства. Так, А.С. Шишков писал А.А. Аракчееву: «Если церковные книги для того, чтоб уронить важность их, будут с высокого языка, сделавшегося для нас священным, переводиться неведомо кем и как на простонародный язык, каким говорим мы между собою и на театре, если при распространении таковых переводов (разве для того токмо нужных, чтоб со временем не разуметь церковной службы или чтоб и обедни служить на том языке, на каком пишутся комедии), еще сверх того и иностранных языков, вместо наших молитв и Евангельских нравоучений переводиться будут так называемые духовно-философические, а по настоящему смыслу карбонарские и революционные книги, если, говорю, все это продолжаться будет по-прежнему, то я министром просвещения быть не гожусь, ибо, по моему образу мыслей, просвещение, не основанное на вере и верности к государю и отечеству, есть мрак и вредное заблуждение».

Сам факт, что Библия переводилась и издавалась неправославным Библейским обществом, в руководстве которого преобладали светские люди, смущал ревнителей православия. Для них также немаловажное значение имел тот факт, что предлагаемый перевод Библии должен был осуществляться по инициативе близких к масонству кругов, поскольку в свое время первым, кто захотел издать русскую Библию был розенкрейцер Н.И. Новиков.

Позиция ревнителей православия в отношении к переводу Библии сводилась, таким образом, к следующему. Перевод для них был «безблагодатным», «кощунственным», подготовленным «случайными людьми», неприемлемым не только по религиозным, но и по политическим, эстетическим и иным соображениям. Они считали, что перевод такого рода, как минимум, приведет к подрыву православной традиции, росту протестантских настроений, религиозному субъективизму, и, в конечном счете, появлению новых сект и расколов и революционным потрясениям.

Непомерно большая и скандальная роль Библейского общества и масонов в деле перевода Библии привели к тому, что дело перевода было отодвинуто на несколько десятилетий. Так, признанный Церковью русский перевод Евангелия появился в 1863 г., а полный перевод Библии напечатан в 1877 г.

Религиозные идеалы Библейского Общества также вызывали крайне настороженное отношение со стороны православных консерваторов. В отчете Российского библейского Общества за 1818 г. говорилось, что деятельность библейских обществ приближает то время, «когда будет един пастырь и едино стадо, то есть, когда будет одна божественная христианская религия во всех, различного образования, христианских исповеданиях». Кроме того, сознательные и активные члены Библейского общества жили космополитическими идеями и стремлением к «благу человечества вообще». Они мечтали даже о введении всеобщего языка, как «общечеловеческого орудия для выражения духа, сливающего все народы в единую семью».

Подобные экуменизм и космополитизм были неприемлемы для православных консерваторов. Некоторые элементы воззрений мистиков можно было интерпретировать как призыв к своего рода «мистической революции», означавшей полное преображение земной действительности. В частности, предсказания баронессы В.Ю. Крюденер, одной из центральных фигур мистического движения в России, содержали положения о близком крушении всего «ложного» порядка вещей, о том, что скоро царства земные возопиют, и им отвечать будут только бури. В 1817 г. она заявляла: «теперь неизбежно произойдет битва, страшная битва неверия против веры, ложных христиан против истинных поклонников Христа <…> Французская революция была только предисловием к этой битве». Крюденер утверждала, что «мистики не против властей, поскольку власти в своем поведении не расходятся с волей Бога; но когда власти начинают гонение, «это древняя война мрака против света». Государи и чиновники только рабы дьявола, поскольку они не руководятся духом Христа. «Горе государствам, жизнь которых не в нем! Треск их падения скоро раздастся!»

Одной из самых главных причин отторжения православных консерваторов от Библейского общества было то, что они несомненно были убеждены в том, что стоявший во главе управления духовных дел и министерства народного просвещения и в то же время президент Библейского Общества князь А.Н. Голицын был мистиком и масоном, что он наполнил учреждения, в которых был главным начальником, и Библейское общество масонами и различными сектантами; не только благоприятствовал развитию мистической и масонской литературы, но сам, стоя во главе управления, рассылал книги этого рода по всем местам и к лицам ведомства народного просвещения и Св. Синода.

После создания Библейского Общества наиболее масштабной акцией, несущей отпечаток влияния мистических умонастроений, стало создание Министерства духовных дел и народного просвещения во главе с А.Н. Голицыным. В Министерстве внедрялся принцип «самой широкой веротерпимости и полной равноправности всех исповеданий». Все основные посты в министерстве князя Голицына были заняты «библейскими» деятелями. Однако, как отмечали еще дореволюционные историки, «господствующая вера была сравнена не только с другими христианскими исповеданиями, но даже с нехристианскими; этот смелый шаг должен был неизбежно возбудить негодование и ропот среди православного духовенства и сделать существование министерства недолговечным». Кроме того, «духовенство смотрело на учреждение Министерства духовных дел как на глубокое унижение Православной Церкви, во главе которой правительство поставило светского человека, а высшее церковное учреждение — Св.Синод — официально оказался у него в подчинении».

Ситуацию существенно обостряло то обстоятельство, что, всемерно поощряя перевод и издание книг мистического содержания, содержащих объективно антиправославные взгляды, и широкое их распространение через структуры Библейского общества, Голицын при этом запрещал произведения ревнителей православия, опровергавших положения мистиков, и даже предпринимал против них репрессивные меры.

 

Окончание https://rusnasledie.info/podvig-ispovednichestva-svyatitelya-innokentiya-smirnova-iz-istorii-russkogo-konservatizma-pervoj-chetverti-xix-2/

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Поделиться ссылкой: