Автор: Елизавета Преображенская
Орден Святого Георгия – самая значимая военная награда Российской Империи. Его жаловали за выдающуюся личную доблесть, проявленную в бою. Орден был утвержден Императрицей Екатериной II в 1769 году и в разные года его были удостоены М.И. Кутузов, М.Б. Барклай де Толли, И.Ф. Паскевич и многие другие герои. С 1769 по 1917 год только две женщины удостаивались этой высшей военной награды. Вторая из них в России хорошо известна. Это героиня Первой мировой войны, сестра милосердия Римма Иванова, которая после гибели всех командиров приняла командование ротой на себя, а после боя скончалась от ран. Её Император Николай II наградил посмертно. А вот первой женщиной, удостоенной этой награды стала иностранка. Это была королева Мария София Неаполитанская.
Урожденная Баварская принцесса Мария-София-Амалия родилась 4 октября 1841 года в замке Поссенхофен в семье Баварского герцога Максимилиана и герцогини Людовики. Ее старшая сестра Елизавета была знаменитой своей красотой Австрийской Императрицей, и Мария-София тоже считалась одной из самых красивых принцесс Европы. В 1859 году Мария-София вышла замуж за наследного принца Королевства Обеих Сицилий Франциска. Это был исключительно политический брак, молодые люди совершенно не знали друг друга и не испытывали взаимных симпатий. В том же 1859 году умер свекор Марии Софии, и ее муж взошел на трон королевства Обеих Сицилий, а она стала королевой. Но править молодым королю и королеве оставалось недолго. Уже через год к Неаполю подошли войска Гарибальди, вскоре город пал, а король и королева укрылись в крепости Гаэта в 80 километрах от Неаполя. Гаэту войска Гарибальди тоже осадили, но крепость мужественно сражалась. Во время осады королева проявила невиданную стойкость, помогая раненым, пыталась сплотить защитников крепости. Силы были неравны, и королевские войска не смогли дать отпор, а Франциск и Мария потеряли свои короны, оказавшись в изгнании, но вся Европа восхищалась проявленной королевой смелостью. Её называли «Королевой воинов», «Героиней Гаэты», «Баварским Орлом». О ней писали Марсель Пруст и Габриэле д’Анунцио. Последний посвятил ей следующие строки:
«Ликующий крик радости и любви приветствовал появление королевы на укреплениях, осыпаемых пулями. Она приближалась мужественным шагом, прелестная в свои девятнадцать лет, стянутая, как в корсете, в чудный корсаж, улыбаясь из-под перьев своей шляпы. Не моргая от свистящих пуль, она устремила на солдат свой взгляд, опьяняющий, как колебание знамен; и под этим взглядом гордость, казалось, расширяла раны, и невредимые завидовали славе кровавого пятна. Время от времени люди с горящими глазами на почерневших лицах, в одежде, как бы изжеванной челюстями жвачного животного, покрытые кровью и пылью, бросались к ней от орудий, называя ее по имени и целуя край ее платья…
— Она была прекрасна и достойна своего престола! — воскликнул князь, голос которого зазвучал мужественно, прославляя этот подвиг. — Вид ее оказывал на солдат магическое действие. В ее присутствии все становились львами.
— Как странно было видеть слезы в ее глазах! — медленно произнесла Виоланта, вся погруженная в это далекое воспоминание. — В последний раз, когда я видела ее плачущей, я стояла испуганная и удивленная, как перед чем-то неожиданным и почти невероятным. Целуя меня, она оросила слезами мое лицо. — Помолчав, она прибавила: — Она носила на шляпе маленькое зеленое перышко. — И прибавила еще: — На шее у нее был большой изумруд».
Восхищались юной, храброй и такой красивой королевой и в Российской Империи. Император Александр II пожаловал ей Орден Святого Георгия и отправил своего брата, Великого князя Михаила Николаевича, чтобы лично вручил награду королеве. О том, как происходила эта встреча, Великий князь вспоминал на закате жизни и рассказывал фрейлине Вере Клейнмихель, которая процитировала его слова в своих мемуарах:
«Однажды он спросил меня:
— Знаете ли Вы королеву Неаполитанскую?
Я сказала, что изредка её вижу.
— Когда увидите, передайте ей, что я почтительно прошу позволения заочно поцеловать её руку и никогда не забыть.
При этом он сказал:
— Я был совершенный мальчишка, когда Государь Александр II после падения Гаэты отправил меня в Рим для поднесения ей Георгиевского Креста.
— Как же это было, Ваше Императорское Высочество?
Он задумался, помолчал и стал рассказывать:
— Я приехал в Рим, надел парадную форму, приосанившись, отправился на виллу, которую занимали король и королева. Приняли меня Винспер и другие адъютанты. Со страшной торжественностью и важностью они все хотели оттянуть мое свидание с королевой и королем. Я же настаивал, чтобы они действовали побыстрее, так как времени у меня было мало. Наконец я добился, что король меня принял. Я вручил ему все то, что ему полагалось, и после многих любезных фраз с его и моей стороны я сказал, что хотел бы явиться королеве. Он ответил, что королевы нет дома, так как она уехала кататься верхом. Может быть, в это время как раз она носилась с Вашей Мама по Компании, — прибавил Великий князь. — Свидание было назначено на следующее утро, в тот же час. Конечно, я явился очень аккуратно. Свита и гофмейстрина королевы занимали меня любезными разговорами. Я прождал довольно долго, наконец, открыли дверь, сказали, что Её Величество меня просит.
Я вошел в комнату и увидел высокую стройную даму с громадной черной косой, окружавшей короной её голову. Чудные глаза, как у газели, грустно и пристально смотрели на меня. Она протянула мне руку, дав её поцеловать, и заговорила со мной по-французски. Расспрашивала меня о Царской семье, а также об Императоре Николае Павловиче, прибавив при этом, что очень восхищается его рыцарством и величием. Я сказал ей, что Государь, мой брат, прислал меня специально к ней, чтобы выразить ей свое восхищение за геройское поведение во время войны при защите крепости Гаэты. В знак этого он жалует ей Георгиевский Крест. Она очень мило улыбнулась. Я открыл футляр и просил её приколоть награды, указав место. Она исполнила мое предложение и просила поблагодарить Государя за оказанную честь. Не предложив мне даже сесть, продолжала разговор стоя и через некоторое время наклонением головы дала понять, что аудиенция окончена. Я хорошо разглядел её лицо. Она, конечно, не так красива, как её сестра — Императрица Австрийская, но тем не менее очень красива, особенно глаза. Подойдя к ней, я поцеловал её руку и, поклонившись, ушел. Я нашел, что прием был более чем холодный. Много лет спустя, подружившись с Винспером, я жаловался ему на холодный прием его королевы. Он рассмеялся и сказал, что я должен быть доволен, так как с остальными она обыкновенно держит себя гораздо холоднее и почти не разговаривает. Обычаи неаполитанского двора очень строги и холодны, совершенно не похожи на гостеприимство и любезность русского двора. Я сказала Великому князю, что при первом же свидании напомню ей об этом приеме и объясню значение Георгиевского Креста.
— Ведь это был солдатский Георгиевский Крест? — спросила я.
— Совсем нет. Это первый случай в жизни, что женщина получила офицерский Георгиевский Крест».
Впоследствии, уже после смерти Великого князя Михаила Николаевича и после революции в России, Вера Клейнмихель виделась с королевой и напомнила ей об этом случае:
«Уже в беженстве, когда у меня снова завязались отношения с королевой, я ей однажды сказала:
— Мадам, Вы помните визит Великого князя Михаила, сына Императора Николая I? Он Вам передал русский орден от имени своего брата Императора Александра II.
Она сдвинула брови, подумала и сказала:
— Да, я помню очень хорошо. Это был молодой принц, действительно очаровательный, но очень застенчивый.
Я ей, смеясь, сказала, что он нашел её прием крайне холодным и что это была главная причина его застенчивости, тем более что он привез ей Георгиевский Крест. Королева, видимо, совершенно не отдавала себе отчет в значении Георгиевского Креста. Я поспешила ей объяснить, кому даются Георгиевские Кресты.
Это очень её заинтересовало и очень ей польстило.
— Я этого совсем не знала, — сказала она.
Тогда я прибавила, что даже солдатский крест является очень высокой наградой, а ей был пожалован офицерский крест, честь доселе неслыханная. Она осталась очень довольна и сказала:
— Почему мне раньше этого не объяснили?
— Потому, Ваше Величество, что Великий князь Михаил Николаевич думал по молодости лет, что Вы, как и все, знаете и понимаете значение Георгиевского Креста. Будь это просто какой-нибудь орден, вероятно, Государь поручил бы своему послу его Вам передать. Для возложения же Георгиевского Креста Государь послал Вам своего младшего брата.
Этот разговор происходил приблизительно 59 лет спустя после визита Великого князя к Неаполитанской королеве».
После падения Гаэты король и королева Неаполитанские жили в Риме, затем в Париже. Их королевство исчезло с европейской карты, войдя в состав Италии, которой правила династия Савойя. Король Франциск II умер в 1894 году, королева — на 30 лет позже. Пережила она не только свое королевство и своего супруга, но и Российскую Империю, Австро-Венгрию, в которой когда-то правил супруг ее красавицы-сестры, всю прежнюю Европу. Незадолго до смерти королева Неаполитанская дала свое первое и единственное интервью итальянскому репортеру Джованни Ансальдо. В нем она вспоминала о своем детсве и юности, о сестрах и Баварии: «Мы пять дочерей герцога Макса, в юности нас называли die Wittelsbacher Schwestern, сестрами Виттельсбах. Мы все носили темные косы, заплетенные чуть выше ушей и уложенные на голове на манер крестьянок Верхней Баварии. Все мы разлетелись: Елизавета стала императрицей Австрии, Хелена — принцессой Турн-унд-Таксис, Матильда вышла замуж за Людовика, графа Трани, Шарлотта — за герцога Алансонского, но из всех пятерых я была по характеру более остальных расположена наслаждаться жизнью». С горечью она отмечает настроения, царившие в Германии в 1920 годах: «Но в Мюнхене грустно, вы знаете. Эти мюнхенцы сошли с ума». Королева понижает голос и повторяет несколько раз: «Совсем потеряли голову… Mon cher monsieur, le monde c’est fou. Излечить это невозможно. Каждое поколение повторяет ошибки предыдущих поколений, принимая их за сенсационные новинки». В этом интервью королева прохладно упоминает о помолвке своей внучатой племянницы принцессы Марии Жозе Бельгийской с итальянским наследным принцем Умберто Савойским. А принцесса Мария Жозе в своих мемуарах вспоминала визит к Неаполитанской королеве вскоре после помолвки: «Я никогда не забуду это почти призрачное видение, истинное возрождение прошлого: величественная, прямая, очень худая, одетая во все черное, ее талия стянута кожаным ремнем, из которого вырывается узкая юбка, едва прикрывавшая ботинки на пуговицах. Но больше всего меня поразила надменная посадка ее маленькой головки, увенчанной двойной седой косой, и барвинково-голубые глаза, буквально заполонившие ее лицо. Когда в ходе разговора на тебя падал этот вопросительный и душераздирающий взгляд, он заставлял задумываться, от какой катастрофы погибнет мир… В момент нашего расставания Мария спросила, правда ли, что я помолвлена с наследником итальянского престола. Когда моя мать заколебалась, она добавила, что не одобрит союз своей внучатой племянницы с савойцем. Совершенно очевидно, что та, кого еще называли «героиней Гаэты», могла только осудить такой союз. Вспомним героический поступок жены короля Неаполя, разделившей опасности своих солдат ради спасения города, последнего бастиона ее королевства, осажденного войсками Виктора-Эммануила II. В глазах Марии-Софии первый король итальянского единства был всего лишь вульгарным узурпатором». Мария Жозе во многом повторит судьбу своей легендарной родственницы, королевой Италии она пробудет всего месяц, с 9 мая по 12 июня 1946 года, после чего ее супруг будет свергнут, итальянская монархия упразднена, а Мария Жозе и Умберто оказались в изгнании так же, как когда-то Франциск и Мария-София.
Королева Мария-София Неаполитанская скончалась в 1925 году в возрасте 83 лет. До сих пор в Италии она известна как «героиня Гаэты», а ее имя овеяно героическими легендами.