Автор: Юрий Пыльцын

 

Гудели пушки недалёко

И за грехи своих отцов

Шли дети к смерти одиноко,

И впереди их Чернецов.

(Н. Н. Туроверов, отрывок из поэмы «Новочеркасск»)

 

23 января 1918 г. был убит одиз из ярких деятелей начального этапа Гражданской войны – полковник Василий Михайлович Чернецов.

Герой нашего повествования прожил короткую жизнь – всего 27 лет. Ярким метеором пронеслась эта жизнь (даже не вся жизнь, а её последние три месяца) в начавшейся сумятице Гражданской войны. Имя Чернецова стало символом, а сам он – легендой. 

Но это было потом… 

Василий Михайлович Чернецов родился 3 апреля (по старому стилю – 22 марта) 1890 г. в станице Калитвенской Области Войска Донского. Происходил Василий Михалович из казаков, его отец был ветеринарным фельдшером.

Среднее образование Чернецов получил в реальном училище станицы Каменская, но затем юный Василий решает связать свою жизнь с армией и поступает в Новочеркасское казачье юнкерское училище (из известных выпускников этого училища назовём режиссёра Ханжонкова и оружейника Токарева; впрочем, они учились раньше Чернецова), который и заканчивает в 1909 г.

После окончания училища Чернецов становится офицером 26-го Донского казачьего полка. Вместе с ним молодой сотник в 1914 г. отправился на Северо-Западный фронт Второй Отечественной войны.

На этой войне Чернецов проявил себя как смелый, инициативный, находчивый, талантливый разведчик. Только за пять месяцев 1914 г. он получил как минимум два ордена – Святой Анны 3-й степени с мечами и Святого Станислава 2-й степени с мечами. Дата получения ещё двух орденов (Святой Анны 4-й степени и Святого Владимира с мечами и бантом) точно не известна.

В 1915 г. Чернецов возглавил сводную партизанскую сотню 4-й Донской казачьей дивизии. В 1916 г. молодой сотник получил два чина, практически друг за другом – подъесаула и,затем, есаула. В том же году Чернецов получил Георгиевское оружие за то, что со своими партизанами уничтожил немецкую роту у деревни Гривнек.

Но храбрость Чернецова приносила ему не только чины и ордена. За годы Великой войны он был трижды ранен. После третьего ранения (предположительно, в конце 1916 г.) Чернецов был назначен командиром особой 39-й сотни в Макеевском районе и комендантом Макеевских рудников, в Области Войска Донского. На фронт горячего офицера, как мы видим, решили пока не отправлять, а оставить долечиваться в родном краю. 

Но вскоре и в его родной край пришла Смута.

Отметим, что сползание страны в Гражданскую войну в 1917 г. происходило постепенно. Люди всегда надеются на лучшее, надеются, что «пронесёт», что «нас это не коснётся»и вообще: «моя хата с краю!». После свержение Государя-Мученика, надеялись на скорое учредительное собрание, на котором будут решены все насущные вопросы и проблемы, потом стали надеяться на «войну до победы», надеялись на Керенского и надеялись на Корнилова, надеялись на союзников и вновь надеялись на Учредительное Собрание.

В конечном итоге власть взяло большевистское крыло Российской социал-демократической рабочей партии. О непризнании захвата власти большевиками объявил Сенат (высший юридический орган власти в государстве), не признали узурпаторов посольства и консульства России за рубежом, не признали большевиков и местные власти, в частности в казачьих областях. 

Борьба против большевиков шла не за временное правительство, а против анархии. Слова «анархия» и «большевизм» в то время воспринимались как синонимы. Поэтому сопротивление большевикам в конце 1917 г. еще не было реакцией на их политику. Большевики еще никак не проявили себя. Это была реакция на насильственный захват власти, сопряженный с разгулом анархии. Соответственно и тактика первого сопротивления была пассивной – не пускать самозванцев в свой город, область, край.

Поэтому Гражданская война в конце 1917 г. – начале 1918 г. – это война небольших групп. С одной стороны – зарождающееся Белое движение, которое видит в большевиках «антигосударственные элементы», «политических авантюристов», а то и прямо «германских шпионов», с другой – отряды красной гвардии, которые видят в своих противниках «контру», которую нужно побыстрее «прихлопнуть» – и тогда заживём. А основная масса населения по-прежнемунадеется, что «всё образуется», «ну не может же это долго продолжаться», да и вообще большевики обещали собрать Учредительное Собрание, вот там всё и решим. 

Всеобщая неопределённость – вот главный фактор начала Гражданской войны. 

Родное Чернецову Донское казачье войско, в лице своего атамана Каледина объявило, что считает захват власти большевиками «преступным и совершенно недопустимым». Большевики начали формировать карательные экспедиции против Дона. Поначалу казачество относились к этому без особого страха. В Донском Войске было под ружьем 62 полка, 72 отдельные сотни, артиллерийские батареи. С такой силой область казалась не по зубам никому. 

Но они были на фронте. Впрочем, вскоре после начала переговоров большевиков с немцами воинские части начали возвращаться в область. Казаки возвращались организовано, в полном порядке со своими офицерами (все призывались из одних станиц, из одних округов), с артиллерий (она была своя, донская, казачья) Но едва ступали на родную землю, весь порядок кончался…

Казаки устали от всех военно-политических дел и очень плохо относились к тем, кто звал их куда-то за что-то воевать. Даже за свой родной Дон. Опасность большевизма казаками тогда не осознавалась. Казалось, пусть «там», в Москве, Петрограде делают что хотят, а мы – казаки – будем устраивать жизнь у себя на Дону, и никто никому мешать не будет. Атаман Каледин понимал: «Весь вопрос в казачьей психологии. Опомнятся – хорошо. Нет – казачья песня спета». 

По сути, область войска Донского разделилась на три лагеря. «Фронтовики» – казаки примерно от 20 до 40 лет, уставшие от войны, от политики и желавшие просто мирно жить в своих хатах. Их было много, но они, в силу своего настроя были пассивны. «Старики» – старшее поколение, подчинявшееся атаману Каледину, пытавшееся урезонивать фронтовиков, но мало что могущее в практическом отношении из-за своего возраста. И, наконец, «молодёжь». У молодёжи были и силы, и желание защитить родной Дон. Но не было опыта, да и было молодёжи не так уж много. Молодёжь в станицах была распылена, непосредственно под рукой у Каледина были только кадры Новочеркасска, Ростова-на-Дону и ближайших станиц: молодые офицеры, юнкера, кадеты, гимназисты, реалисты, семинаристы…

Молодёжь формировала небольшие партизанские отряды, которые (наряду с начавшейся формироваться Добровольческой армией Алексеева и Корнилова) и стали заслоном от красногвардейских формирований. 

Одним из руководителей такого отряда стал есаул Чернецов. 

30 ноября (13 декабря) 1917 г. отряд вышел из Новочеркасска и началась чернецовская эпопея. Отряд беспрерывно перебрасывался с одного угрожаемого участка на другой. Разбили вооружённые формирования из донецких шахтёров – срочно на юг – бить красных матросов, разбили их – на север, из Воронежской губернии наступают красногвардейцы. Несмотря на такую сложнейшую обстановку – отряд побеждал. Обращал в бегство многократно превосходящие вражеские силы и даже получил прозвище «карета скорой помощи», как раз за то, что всегда был на наиболее сложных участках фронта. 

«Много раз – вспоминает политик и журналист Н.  Н. Львов – приходилось мне видеть на маленькой станции Новочеркасска, как эти партизаны-подростки, тут же на платформе разобрав винтовки и патроны, садились в теплушки. Под крики “ура” поезд отходил и скрывался вдали.

От них слышал я рассказ, как они врывались на занятые большевиками железнодорожные станции и прямо из вагонов бросались в штыки на захваченных врасплох красных, как Чернецов один с нагайкой в руке появлялся среди скопищ шахтеров и наводил страх на бушующую толпу. Отваге его не было пределов».

Более того, отряд рос! Из Новочеркасска вышло 140 человек, но вскоре их стало более 200 – три сотни и один офицерский взвод. Но как Вы, уважаемый читатель, понимаете, не всех юношей родители с радостью соглашались отпустить на войну, «и сколько слез, просьб и угроз приходилось преодолевать партизанам в своих семьях, прежде чем выйти на влекущий их путь подвига под окнами родного дома!» – писал есаул и поэт Н.  Туроверов. 

Но, конечно, одни добровольцы приходили, а другие уходили…Вспоминает генерал-лейтенант Иван Балабин: «…большевики наступали и с севера, и с запада. Задерживали их только партизаны – кадеты, гимназисты, юнкера, совсем дети, под командой Чернецова и Семилетова. Каждый день можно было видеть в соборе целый ряд гробов этих детей, погибших за Россию и родной Дон. Каждый день можно было слышать в городе похоронные марши оркестра, сопровождавшего похоронную процессию». И немало таких воспоминаний осталось в памяти участников начала Гражданской на Дону: «В тёмную зимнюю ночь, когда мороз расписывал по всем окнам особенно красивые рождественские узоры, в палате «Общества Донских Врачей», умирал юнкер Калькевич…

Капитан Шаколи сидел всю ночь у его изголовья, закрывая руками лицо…

В коридоре, против дверей палаты, бледная от бессонных ночей, глухо рыдала сестра Вера Михайловна – дочь генерала Алексеева». Это из воспоминаний юнкера В. Ларионова. 

А в это время Ростов-на-Дону жил мирной жизнью. По вечерам огнями горели рестораны, гремела музыка, нарядные господа и дамы прогуливались по Большой Садовой – центральной улице города. Тот тут то там мелькали офицерские мундиры (только в одном Ростове-на-Дону было более 16.000 офицеров!). 

А в нескольких километрах от Ростова в степи замерзают юноши 14-16 лет. Потому что… потому что так надо. Были ли «чернецовцы» монархистами, республиканцами, были ли они сторонники Единой-Неделимой России или Донскими Областниками – мы не знаем. Они вступили на свою Via Dolorosaпо очень простой причине: не мы напали, на нас напали, мы хотим жить так, как считаем нужным, как жили наши деты и прадеды, и не сегодняшним дезертирам и вчерашним каторжникам указывать нам как жить. Участник чернецовского отряда, артиллерист Георгий Лобачёв так вспоминал, за что боролись партизаны-чернецовцы: «защищая правду, закон и справедливость<…>за Дон свободный, за Веру православную, за всех покорных порядку верных казаков, за Русский весь народ, Россию тоже защищали». «…я не ошибусь, наметив в юных соратниках Чернецова три общих черты: абсолютное отсутствие политики, великая жажда подвига и очень развитое сознание, что они, еще вчера сидевшие на школьной скамье, сегодня встали на защиту своих внезапно ставших беспомощными старших братьев, отцов и учителей» – такую характеристику юным чернецовцам давал Н. Туроверов. 

Новочеркасск жил примерно так же, как и Ростов-на-Дону. И там было много праздношатающихся офицеров. Именно в офицерском собрании Новочеркасска Чернецов произнёс знаменитую речь. Он говорил, что «каждая рука и каждая винтовка на счету» и, обращаясь к сидящем в зале офицерам, заявил: «На этой вот шее – Чернецов подтверждает свои слова жестом, который нельзя забыть – закидывает обе руки на затылок и проводит пальцами по стоячему воротничку френча – я уже чувствую большевистскую петлю, но, когда меня будут вешать, я буду знать за что меня вешают! 

Вот этими руками я немало отправил большевистской сволочи на тот свет и нахожу, что цена за мою жизнь подходящая, а вот вы, господа офицеры, когда вас будут вешать на том же фонарном столбе, что и меня, вы подумайте, за что вас вешают? За то, что вы, позванивая шпорами, гуляете по Московской? И только? Цена маловата…» — так вспоминает офицер донской артиллерии В. С. Мыльников. 

Юнкер Лисенко сокращает этот монолог Чернецова до одной фразы: «Я знаю, за что я иду умирать, а вот вас будут потреблять, как баранов, и вы не будете знать, “за что”».

Генерал Деникин писал о Чернецове в эти дни: «В личности этого храброго офицера сосредоточился как будто весь угасающий дух донского казачества. Его имя повторяется с гордостью и надеждой. Чернецов работает на всех направлениях: то разгоняет совет в Александровске-Грушевском, то усмиряет Макеевский рудничный район, то захватывает станцию Дебальцево, разбив несколько эшелонов красногвардейцев и захватив всех комиссаров. Успех сопутствует ему везде, о нём говорят и свои, и советские сводки, вокруг его имени родятся легенды, и большевики дорого оценивают его голову». За взятие станции Лихой командир партизанского отряда В. М. Чернецов был произведён Калединым «через чин» войскового старшинысразу в полковники.

Чернецов был одним из тех офицеров (как, например, генералы Марков или Каппель), кто мгновенно понял сущность Гражданской войны, всю её «неправильность» и малополезность в этой войне привычных тактических приёмов. У Чернецова «была военная дерзость, исключительная способность учитывать и использовать обстановку в бою, ледяное спокойствие в опасности и бешеный порыв в нужный момент»–вспоминал Н. Туроверов.

Но Гражданская война разрастается. Вот уже вспыхнул мятеж против атамана в среде запасных донских полков. Нашлись собственные донские большевики – Михаил Кривошлыков и Фёдор Подтёлков. Они собрали собственный «Донской военно-революционный комитет» и от его имени пригласили на Дон красногвардейские части. Для большевиков это был подарок – ну как же, сами «трудовые казаки» просят прийти помочь! И натиск большевиков усилился.

Естественно, против самозваного «ДонВоенРевКома» был брошен Чернецов. Первоначально ему сопутствовал успех, но силы были слишком неравны. Постепенно вокруг Чернецова стало сжиматься кольцо. Основное ядро белых сумело прорваться и уйти. Но сам полковник Чернецов, бывший в гуще боя, раненый в ногу, а с ним около 6 бойцов были отрезаны и попались в плен.

Точные обстоятельства смерти Чернецова неизвестны. Достоверно, что 23 января 1918 г. молодой полковник был зарублен. Но кем и при каких обстоятельствах – версии разнятся. Чаще всего убийцей Чернецова называют Подтёлкова, но есть версия, что Подтёлков только приказал это сделать, а непосредственным убийцей был красный казак Пантелей Пузанов. Обстоятельства гибели так же неизвестны – или Чернецов был зарублен практически сразу после пленения, или сумел раненым ускользнуть в свою родную станицу где был выдан и захвачен Подтёлковым. 

Есть так же сведения, что убийство Чернецова – это личная инициатива Подтёлкова, а Голубов, узнав о гибели Чернецова, набросился с ругательствами на Подтёлкова и даже заплакал…

Изрубленное тело Чернецова оставили в степи. Погоны и орден Св. Владимира 4-й степени убийцы сорвать не посмели. Мать Чернецова забрала тело сына и 31 января 1918 г. Чернецов был отпет в Пантелеймоновской церкви хутора Иванкова станицы Каменской.

Поэтесса Н. Ганина в стихотворении, посвящённом другой легенде русской армии – графу Ф. А. Келлеру – писала:  

  

Он знать не будет ни степей ковыльных,

Полынных, горестных – ни шляхов пыльных,

Ни клятв напрасных, ни бросков бессильных.

Ни вод солёных, ни песков зыбучих,

Ни стран чужих, ни проволок колючих,

Ни совести упрёков поздних, жгучих. 

 

Может быть, это и к лучшему.

В нашей памяти он останется всегда молодым, с живыми глазами и стрижкой «бобриком», как на своей самой известной фотографии, как человек, который своей жизнью доказал, что выбор есть всегда, и его нужно делать. Даже когда выбор сводится к тому будешь ты знать за что тебя убьют враги или нет…

 

Поделиться ссылкой: