Автор: Александр Гончаров
В России всегда ценили поэтов. Поэтический дар приравнивали к пророческому. Часто в категорию «великий поэт» попадали создатели стихов, даже и не очень-то бередящих душу. А вот весьма талантливые поэты оказывались забытыми. Такая парадоксальная ситуация объясняется без затруднений – все заедала либеральная идеология, любители которой оккупировали русские газеты и журналы. Она обострилась после 1917 года, когда вся наша литература оказалась погребенной под развалинами павшей Империи и чудовищным мавзолеем на скорую руку построенного на ее месте СССР.
Поэзия Белого движения практически оставалась неизвестной обыкновенному советскому читателю, хотя уж в ней то сохранялись те лучшие образцы творчества, которые могли бы составить честь любой развитой культуре мира.
Русская поэтическая традиция имела многонациональные корни, но не интернациональные. Имелось русское ядро, вокруг коего и склеивались культурные атомы других народов Империи. В советское время это ядро попытались вынуть, а раз не получилось, то изуродовали до неузнаваемости.
Поэтому сейчас чрезвычайно важно вернуться к истокам нашего национального творчества. Понять и принять их. И обращение к поэзии Белого дела позволяет совершить это.
Иван Иванович Савин (Саволаин, Саволайнен) имеет очень короткую биографию. Он родился 10 сентября 1899 года, а ушел ко Господу 12 июля 1927 года после неудачного хирургического вмешательства при аппендиците.
Иван Савин считал себя русским человеком, хотя среди его предков имелись финны, русские, молдаване, греки. Родители поэта прожили вместе не столь долго, брак распался после шести лет жизни. Интересно, что Иван имел еще семерых единоутробных братьев и сестер.
Революция 1917 года и развернувшаяся гражданская война привели к настоящей катастрофе род Савина. Все братья стали на сторону Белого движения. Два старших брата Ивана были расстреляны большевиками в Симферополе. Два младших погибли в боях с «красными». О двух своих сестрах поэт написал так: «Одна догорела в Каире, другая на русских полях…»
Иван уцелел только один. Он не смог эвакуироваться с Белой армией из Крыма, ибо его свалил тиф – привычный бич всех войн и революций. Савина большевики захватили в Джанкое. Смерти убежал он случайно, некогда было разбираться в том хаосе, что воцарился в Крыму. Савин представился полковым писарем и никого из карательных органов серьезно не заинтересовал. Тем и выжил. О том аде, который ему пришлось пережить, он без прикрас описал в автобиографическом произведении «Плен».
Поскитавшись по России, Савин сумел каким-то невероятным чудом добраться до Петрограда. Не в это ли время он подслушал, подсмотрел то, что явилось основой небольшого рассказа (скорее зарисовки, пожалуй) «Пьяная исповедь» с незамысловатым сюжетом: вдрызг налакавшийся самогона, комиссар «из интеллигентов» рассказывает о своей жизни в поезде. И эти слова (вряд ли выдуманные) звучат приговором революции, нет не жестокости ее, а оскотиниванию человека. Обратимся к монологу «товарища»: «И кто ее выдумал – революцию? Есть анекдот: спрашивает неженатый женатого – ты как женился, по расчету или по любви? Нет, по глупости… По этому самому соображению и я в партию влип… Чрезвычайно просто. Идет рожа, на роже – английское сукно, у рожи – особняк, в особняке – Мюр и Мерилиз. А я гол и бос, в животе – митинг… Да… Скажете, продался? За сапожки фасонные душу заложил? А вы-то где были тогда, неподкупные? Почему – куска хлеба не дали … лизали? Ничего. Пройдет это. А он, мятежный… Хе… Помню – в юности говорили нам: народ превыше всего, иди на костер во имя его, жертвуй всем… Мы слушали, умилялись: ах, пейзаны… народовольство… сейте разумное, доброе, вечное… Сеяли благо, а взошло насилие. И где – спасибо? Ничего не понимаю. Мотаю головой, как баран. Послушай, милый мой, скажи, я обманул кого-то страшно или меня обманули? и почему – кровь? Разве можно, чтобы – кровь? Высшая справедливость, милосердие и вдруг – стенка. По приговору реввоентрибунала девять оправданы, а шестьдесят два… Кто позволил, кому они нужны – шестьдесят два? Не отвечаешь, хитришь, милый. Ты тоже такой? Ну, одно слово, одно! Почему несли в душу светоч, создавали пророков, а вышло – гадость, шкурничество? Грабь награбленное. Как – грабь, ведь у Карла Маркса… Дует здесь чертовски. Зачем – компартия, а человека не видно? Понимаешь – человека?..
Не партия, а клозет всероссийский, в самую точку. Гадит всякий, кому не лень. Сто больших утопий и миллион просто воришек. Главное – ничего нет запретного. Вали валом, все для будущего… Ловкая работа – схватил – и в заграничный банк. В банк… Для будущего… И будет мир как сад цветущий для окрыленных птиц-людей… Сад… Недавно подходит ко мне красногвардеец, спрашивает: вот вы – политрук, так объясните нам, когда ж рай-то на земле наступит. Я был трезв тогда, ей-Богу.. Hy и что я скажу? Когда? Отстаньте от меня, пожалуйста! В самом деле – такой дурак! Что я – нарком рая? Жди…»
Из Петрограда в Финляндию Ивану помог перебраться родной отец – финн. За пределами советской России Савин жил голодно, но свободно, подрабатывал на сахарном заводе тем, что сколачивал ящики. Если денег на прожитие не хватало, то не брезговал и работой грузчика. А еще писал стихи, разошедшиеся по русской эмиграции. Творениями Савина восхищались Бунин и Куприн. Стихи Ивана взбаламутили и сердце великого художника Ильи Репина. Поэт переписывался и с Буниным, и с Репиным. Савин призывал всех к борьбе за Россию, к более активному противостоянию. Примечателен ответ Репина: «У меня там, в Совдепии, есть заложники – дочь и внучка (учительницы), у внучки уже трое правнуков моих. Полуограбленные, они обречены на переселение. И вот, обиженные власти погонят их зимою, куда-нибудь в Сибирь… Кто же их нраву может перечить?»
Репин мечтал написать портрет Ивана Савина. Не случилось. Господь забрал поэта молодым. Но остались стихи. И они говорят о великой мощи таланта, который был вырван из русской культуры гниющей рукой революции-проказы.
Трагизм судьбы Савина передают эти его строки:
Кто украл мою молодость, даже
Не оставил следа у дверей?
Я рассказывал Богу о краже,
Я рассказывал людям о ней.
Я на паперти бился о камни.
Правды скоро не выскажет Бог.
А людская неправда дала мне
Перекопский полон да острог.
И хожу я по черному свету,
Никогда не бывав молодым.
Небывалую молодость эту
По следам догоняя чужим.
Увели ее ночью из дому
На семнадцатом, детском году.
И по-вашему стал, по-седому,
Глупый мальчик метаться в бреду.
Были слухи – в остроге сгорела,
Говорили пошла по рукам…
Всю грядущую жизнь до предела
За года молодые отдам!
Но безмолвен ваш мир отсиявший.
Кто ответит? В острожном краю
Скачет выжженной степью укравший
Неневестную юность мою.
Савин любил Россию, бился за нее, верил, что Отечество когда-нибудь, да и опамятуется. Служение Белому делу он понимал как священное служение. Недаром у него летят в стихах библейские мотивы:
Оттого высоки наши плечи,
А в котомках акриды и мед,
Что мы, грозной дружины предтечи,
Славословим крестовый поход.
Оттого мы в служенье суровом
К Иордану святому зовем,
Что за нами, крестящими словом,
Будет воин, крестящий мечом.
Да взлетят белокрылые латы!
Да сверкнет золотое копье!
Я, немеркнущей славы глашатай,
Отдал Господу сердце свое…
Да приидет!.. Высокие плечи
Преклоняя на белом лугу,
Я походные песни, как свечи,
Перед ликом России зажгу.
А еще в стихах Ивана Савина вспыхивает былинное чувство, столь естественное на фоне эпической катастрофы России:
Я – Иван, не помнящий родства,
Господом поставленный в дозоре.
У меня на ветреном просторе
Изошла в моленьях голова.
Все пою, пою. В немолчном хоре
Мечутся набатные слова:
Ты ли, Русь бессмертная, мертва?
Нам ли сгинуть в чужеземном море?!
У меня на посохе – сова
С огневым пророчеством во взоре:
Грозовыми окликами вскоре
Загудит родимая трава.
О земле, восставшей в лютом горе,
Грянет колокольная молва.
Стяг державный богатырь-Бова
Развернет на русском косогоре.
И пойдет былинная Москва,
В древнем Мономаховом уборе,
Ко святой заутрене, в дозоре
Странников, не помнящих родства.
Поэт открыто декларирует свое нежелание идти на примирение с теми, кто поработил русскую державу. Он протестует против тех, кто сдался:
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела дотла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю бескрайнюю землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сел
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашел.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
Ивана Савина после 1990 года у нас кое-как издали, но тиражи мизерные. Впрочем, еще и при жизни поэта, единственная книга его стихов «Ладонка» вышла в Белграде в 1926 году, благодаря сбором средств Обществом галлиполийцев. Вообще, зарубежные издания Савина не так уж и многочисленны, ла и редко приходят в наши края.
С печалью надо констатировать факт, что русский поэт Иван Савин покуда не вернулся в Россию. А он нужен нам, «русский вандеец», «…произведенный смертью в подпоручики Лейб-гвардии Господнего полка!», особенно сейчас, в дни смутной тревоги за путь русского народа и судьбу России.