Автор: Илья Рябцев
На днях, 4 октября, известный блогер «исчезающий комиссар» Ольшанский (ник, чем-то перекликающийся с хрестоматийным неуловимым Джо) опубликовал характерный для себя провокативный пост, взбудораживший ранимую патриотическую общественность. Часть аудитории возбудилась и восхитилась, другая возмутилась и затосковала. Не совсем понятно, что именно в этом дерзком и, в сущности, не слишком оригинальном троллинге вызвало такой ажиотаж у впечатлительной публики. Тем более что мысли, высказанные традиционно самоуверенным и нахрапистым автором, вопреки очевидным претензиям на историософский масштаб, обобщение и глубину, оказались на редкость банальными и предсказуемыми для человека либерального склада и направления ума. Да-да, именно либерального направления ума. Ибо не следует обольщаться — ни читателям, ни самому Ольшанскому: ни правый прикид, ни яркое консервативное оперенье господина «комиссара» не могут ввести в заблуждение внимательного читателя. По своей природе, генетике, стилистике, алгоритму и своеобразному аромату мысли он типичнейший, дистиллированный либерал, по каким-то своим резонам (не суть каким) или недоразумению лишь прикидывающийся консерватором. Что, собственно, лишний раз и проиллюстрировал его скандальный пост.
Содержание его философической миниатюры сводится к двум незамысловатым тезисам.
Первый: «В России нет никакой «традиции» не в качестве исторического предания и канона, а «вживую», здесь и сейчас. Россия — это страна тотальных разводов, низкой рождаемости, заброшенной старости, отсутствия возрастных мужчин (и значит — ноль патриархата) всеобщего цинизма, индивидуализма, культа потребления, крайне слабой религиозности (если не считать за таковую самопальное язычество и самопальную эзотерику), массового (а не только элитного) подражательства любым заграничным модам, разорванной исторической и семейной памяти, равнодушия ко всему национальному, многоэтажной бетонной застройки без чувства земли и самоощущения хозяев и, главное, сильнейшего недоверия к любым общественным и коллективным институтам».
Второй: нам (России) категорически не следует «задирать планку нынешнего противостояния» до уровня «священной войны» и использовать риторические фигуры бинарных оппозиций в виде: борьбы добра со злом, противостояния традиции с постмодернизмом, хорошего с плохим, света и тьмы, в то время как в действительности (по мнению Ольшанского) это всего лишь локальный конфликт «двух враждебных политических наций, оспаривающих исторически, стратегически, этнически, экономически и культурно ценное приграничье». Т.е. фактически — это всего лишь конфликт на территориальной почве. Масштабирование в терминах «борьба добра со злом», дескать, резко снижает наши шансы в войне с объединенным Западом, ибо «Запад победить нельзя. Во всяком случае в мировой истории прецедентов не было, и даже большевики с этим не справились!»
Что касается первого тезиса, то перед нами штампованный, до зубной боли тоскливый и привычный для либерала взгляд на извечно и безнадежно отсталую, никчемную, азиатскую Россию, царство мракобесия, невежества и предрассудков, страну-лузера, изгоя, этакую неудавшуюся и запоротую европейскую заготовку. Ничего удивительного и нового! Закон крови чрезвычайно силен. Давно замечено, что чаще всего наиболее «принципиальными» и беспощадными критиками России являются потомки пассионарных инородцев-революционеров, с энтузиазмом боровшихся и разрушавших ненавистную им Империю. Стаж, однако, плюс традиция вшитая в программное обеспечение! Ведь не случайно-таки, «комиссар»! Именно так наверняка и видели Россию революционные прадеды господина Ольшанского (например, Сурен Спандарян), непосредственно приложившие в 1917-м руку к крушению великой огромной и цветущей тысячелетней державы и поспособствовавшие её превращению во все еще уродливый (здесь отчасти согласимся) социально-государственный организм, так не нравящийся сегодня «исчезающему комиссару». Надо сказать, что подобный взгляд на предмет, особенно такой сложный и антиномичный, как Россия, является всего лишь вопросом субъективного предпочтения, то есть в большей степени говорит не столько о России, сколько от том, кто её оценивает. Недаром предостерегали и учили святые отцы: «Жестокая правда без любви есть ложь».
Не говоря уже о том, что в целом первый же тезис Ольшанского есть банальнейший конструкт из поверхностных и невежественных нелепостей. Во-первых, само понятие Запад — категория изменчивая и неоднородная. При всей своей кажущейся монолитности он (Запад) был разным в тот или иной исторический период. Но самое главное, что и сама история — категория динамическая: никем особенно не оспариваемому технологическому и политическому господству Запада не более чем 500 лет (то есть оно не вечно и не проходит по разряду законов природы), и в последние двадцать-тридцать лет только слепой или ангажированный наблюдатель может не видеть несомненные признаки системной деградации западной модели и завершения «прекрасной эпохи» его тотальной доминации.
Во-вторых, даже в эпоху своего полного господства Запад неоднократно терпел чувствительные поражения (даже лень приводить примеры, сомневающиеся могут освежить знания в школьных учебниках истории), заставлявшие его на время поджимать хвост, затихать и умерять свои высокомерные претензии и неумеренные аппетиты.
В-третьих, большевики, которых, судя по контексту, «комиссар», ничтоже сумняшеся, подверстывает к русским, в действительности являлись чистейшим ректификатом западной общественно-политической, а главное атеистической мысли, подобно сегодняшнему украинству. И те и другие использовались и используются сеячас как разрушительное оружие, изначально созданное и направленное именно против исторической России.
Теперь относительно второго тезиса, который мучит и даже «ужасно бесит» (что характерно!) господина Ольшанского. А именно о его категорическом несогласии придать нынешнему противостоянию характера «священной», «народной войны». В связи с этим хотелось бы напомнить самоуверенному «комиссару», что все до единого крупные военные конфликты с Западом (всегда, кстати, объединённым типа «против кого дружите») были вызваны их неизменной и маниакальной военной и политической экспансией, выраженной в чеканной формуле Drang nach Osten (натиск на восток). У нас, собственно, и выбора никогда не было, кроме права безропотно подставить шею под нож, раз и навсегда прекратив свое обременяющее Запад государственное и культурное существование. Всякий раз эта, как правило, коллективная западная экспансия (семеро на одного) принимала для России, для русского народа и других народов Империи и русской ойкумены характер «священной, народной войны», так «бесящей» Ольшанского. Так было и в Смутное время, так было и во время наполеоновского нашествия двунадесяти языков, так было и во время Великой (Первой мировой) и Второй мировых войн. Так было всегда! И так будет всегда, пока существует Россия, и в этом по промыслу Божьему её единственная сила и надежда. Так происходит и сегодня. Сегодняшняя война на Украине — это не локальный территориальный конфликт, — это очередной крестовый поход коллективного Запада на Восток, глобальная война против России. Возможно, даже финальная. Война за само право, саму возможность нашего самобытного и свободного (хотя и не нравящегося Ольшанскому) существования как альтернативного цивилизационного проекта, вот уже полтысячи лет раздражающего Запад. И война эта, без сомнения, к вящему неудовольствию и непониманию Ольшанского внутренне имеет ярко выраженный религиозно-онтологический характер.
С другой стороны, интенция «исчезающего комиссара» понятна и легко объяснима. Историософский масштаб осмысления, как и следовало ожидать, пришелся известному блогеру явно не по размеру как у нас говорят: «не по Сеньке шапка» оказалась. По-другому и быть не могло: органически либеральному и (судя по текстам лишенному религиозного измерения) уму не возможно справиться с трансцендентным и воспроизвести что-либо кроме банальных игр и конструктов ограниченного и лжеименного человеческого разума.