Хлябь, хаос – царство сатаны,
Губящего слепой стихией.
И вот дохнул он над Россией,
Восстал на Божий строй и лад
…
И всё ж придёт, придёт пора
И воскресенья, и деянья,
Прозрения и покаянья
(И.А.Бунин)
Автор: Наталья Червякова
В августе 1917 года талантливый писатель и исследователь русской культуры из патриархальной библейской жизни водлозерского сузёмка С.Н. Дурылин возвращается в окаянную Россию. В дневнике он записывает: «Было облачно и серо, когда поезд подъезжал 12-го, утром, к Москве. <…> Гул города испугал меня. Я отвык от него. <…> Нет, не от Бога полагается начало городам. Самые камни, вбитые в мостовые, теряют что-то, что есть у тех камней, раскиданных по олонецким полям и лесам. Городская тоска охватила меня». Контраст был слишком разителен. В записях, относящихся к возвращению в Москву, читаем: «Ночь прошла в тяжелом сне <…>. С фронта ехали офицеры на Московское совещание. У них – надежды на Москву и проклятия Петербургу. У одного, еще не старого, но седого, с измученным желтым лицом, рука на привязи. Это — рана от русских. Солдаты чужого полка порешили вырезать офицеров его полка, свои солдаты хотели быть зрителями этого дела; тогда он собрал всех офицеров, раздал им винтовки, построил из них боевую роту – и пошел на чужих солдат. Солдаты бежали, не выдержав этого наступления, а он – кажется, полковник – был ранен». С.Н. Дурылин ещё находится под впечатлением совсем иных встреч. Несколько недель он со своим учеником Николаем Чернышевым провёл на Водлозере. Они гостили у священников Александра и Михаила Громцовых на Пречистенском погосте, знакомились с местными достопримечательностями, встречались с крестьянами, среди которых был пришедший с фронта на побывку скромный солдат Гриша, старик-сказитель Каламаев, известный на всё Водлозерье Корныша с Выгострова. «Паломничеством в Китеж», погружением в народное христианство называет водлозерскую поездку современный исследователь творчества С.Н. Дурылина. И действительно это было так. На страницах его Олонецких записок находим поразительное свидетельство о Святой Руси: «Всё обрусело», – говорят колдуны. Бес дальше ушёл. Нет прежней веры (в нечистого – Н.Ч.) и оттого прежней силы. Прежде всё сбывалось и всё деялось…». Летом 1917 года ещё казалось, что Водлозерье не погружается вместе со всей Россией в «сумерки свободы». Встречи с людьми «китежской» культуры, казалось, свидетельствовали об этом. В дневниковых записях С.Н. Дурылина запечатлен образ сказителя Каламаева из д.Куганаволок. «Ему за 80 лет, открытое умное лицо, всё в морщинках, с голубыми глазами, молодыми и радужными». Он – «настоящий сказитель: старины, песни, сказки знает, а те стихи (т.е. духовные – Н.Ч.) дело каличье – слепеньких». Пел старик старину про Дюка Степановича. «Нельзя её записать, потому что нельзя нам с нашей изменой русскому языку, русской речи, русскому выговору приблизиться к этой живой святыне и силе народного языка – слова. Все записи старины передают какую-нибудь четверть их действительной красы, силы и богатства. <…> Черты великой художественной и духовной свободы народа явлены в старинах. Невозможно представить себе подмосковного мужика или владимирского рабочего поющими старины – не потому даже, чтоб они не могли научиться их петь (хотя и потому, конечно!), а потому, прежде всего, что они нравственно, духовно, по состоянию своей нравственной личности не достойны петь старины, а вполне и как раз достойны тех обрывков шантанного репертуара и «народных» песен, открытых сцен, которые они и горланят так визгливо и горлопотно! По Сеньке и шапка, по певцу – песня. Перед «сознательным» рабочим Иваново-Вознесенска, перед московским мужиком, читающим по утру скандальную «Газету-копейку», и перед русским интеллигентом с университетским дипломом и верой в Дарвина и Геккеля – Коломаев – аристократ, господин своего слова, прямой и свободный – «взыскательный художник», не терпящий суеты ни в жизни, ни в искусстве».
Вернувшись из водлозерской экспедиции, С.Н. Дурылин живёт в Москве у М.А.Новоселова, в усадьбе Абрамцево у А.Д.Самарина, гостит в Сергиевом Посаде у о. Павла Флоренского и В.В.Розанова. Здесь, в разговорах с близкими по духу людьми, С.Н. Дурылин снова и снова возвращается к впечатлениям своей недавней поездки. Вот дневниковая запись от 21 августа 1917 г.: «Я пошел к о.Павлу (Флоренскому – Н.Ч.). о.Павел в белом подряснике. Я стал рассказывать ему о Севере…». В доме Флоренских заходит разговор о «китежской» Руси: «Он (В.В.Розанов – Н.Ч.) сел к столу. Я рядышком с о. Павлом.
— Вот ваша «Святая Русь», – бросил он нам с о.Павлом. – Я всегда говорил, она и окаянная, – а там все вместе «Великая, белая и малая» – Отец Павел улыбался:
— Мы неуязвимы, В<асилий> В<асильевич>, – Святая Русь у нас под воду ушла… Потонувший град».
В дни русской смуты Дурылина особенно занимает тёмная сторона народной религиозности. В 1917-1918 гг. он пишет повесть-триптих «Три беса», публикует рассказ «Жалостник». С.И. Фудель считал, что это внимание к изнаночной стороне духовной жизни не было дешевым любопытством зла, «так как для него и здесь был «иной мир». Работе над художественной прозой предшествовали этнографические изыскания. В записях водлозерской экспедиции находим достаточно свидетельств его интереса к этой теме. Дьякон Иван Васильевский на Пречистенском погосте передал ему книгу заговоров: «Вы образованный, заговаривать не станете, а то просили её у меня колдуны, да я не дал: грех, будут по ней заговаривать». И здесь же Дурылин записывает: «Верить в нечистого надо, а думать про него часто не нужно: вред от этого». В дневниковой записи августа 1917 г. приведён разговор с В.В.Розановым: «На мои слова, что я жил в местах, где верят в колдунов, В.В. заметил без тени шутки:
– Всякий православный человек должен верить в колдунов».
Близко знавший С.Н. Дурылина в те годы Сергей Фудель вспоминает о долгих ночных разговорах про пути к Богу и от Бога, и о водлозерском сущике, которым угощал своего юного друга Сергей Николаевич. «От долгого ночного бодрствования всегда хотелось есть. <…> Когда мой голод бывал слишком очевидным (мне было тогда 17-18 лет), он, весело улыбаясь, почтительно вытаскивал из-под кровати деревянный ящик с какой-то крошечной сушеной рыбкой, привезенной им из странствований по Олонецкому краю, где он искал народные говоры и колдунские ритуалы, старые леса «края непуганых птиц», старые деревянные церкви допетровской эпохи».
Другому ученику С.Н. Дурылина, Юрию (Юше) Самарину, было суждено пройти по следам своего учителя и увидеть уходящую «китежскую» Русь на рубеже 1920-30-х гг., в канун «великого перелома». Будучи сотрудником Центрального Музея Народоведения Ю.А. Самарин в июле 1928 г. в составе фольклорной экспедиции Б.М. Соколова побывал на Водлозере. Юрий Самарин записывал от водлозерских сказителей былины «Пир у князя Владимира», «Добрыня и Алеша», «Ставр Годинович» и «Василий Буслаевич», про Илью Муромца и Соловья Разбойника. В 1930 г. Ю.А. Самарин побывал на Светлояре. В день Владимирской иконы Божьей Матери он видел, как шли во множестве верующие в надежде увидеть в водах озера пресветлый град Китеж, слушал споры о вере с атеистами на холмах у Светлояра. Это был последний год всенародного паломничества к Китежу, впоследствии комсомольские патрули перекрывали все пути, ведущие к Светлому озеру.
Сергей Дурылин считал, что легенда о граде Китеже по своему духовному смыслу является гениальным произведением национального мифотворчества и свидетельствует о подлинной религиозной силе русского народа. Китежской теме, теме потаённого града который «открывается тем, кто <…> сам горит душою», «пламенея к Церкви невидимой и участвуя деятельным духом в церкви видимой» посвящено несколько работ, написанных им до революции – «Церковь невидимого Града. Сказание о граде Китеже», «Начальник тишины», «Рихард Вагнер и Россия». Снова к теме светлого града как теме конца времён Дурылин возвращается в дни русской смуты. На Водлозерском Пречистенском погосте он записывает 15 июля 1917 г.: «Вчера читал о.Александру «Китеж». Он слышал от старообрядцев Каргопольского уезда, живя священником в Полуборье 12 верст (от) гор. об граде Китеже. Они говорили ему: ведь есть у нас церковь истинная, чудная, невидимая». Участвуя в работе Поместного собора Русской церкви, С.Н. Дурылин делает в своем дневнике 22 августа следующую запись: «Я должен заново написать Китеж. О подводной Руси. Теперь можно верить только в подводную, подземную Русь. А «христолюбивое воинство»… Мне вспоминается, как в первый Спас о.Александру невмоготу стало за крестным ходом слушать и петь «Спаси Господи… победы христолюбивому воинству…». «Не пой ты этого, Христа ради, – сказал он дьячку Ивану Евстигнеевичу, – слышать не могу. Пой лучше “Кресту Твоему”». И стали петь «Кресту Твоему». Да и мы все это запоем!». Примечательно, что снова размышления о подводной, китежской Руси вызывают у Дурылина воспоминания о Водлозерье, о богослужении на Пречистенском погосте, об о.Александре Громцове и дьячке Иване Васильевском, совершавших эту службу.
Здесь, у стен древнего северного погоста Дурылин много размышляет о судьбах родины. «Не спета ли песенка русская? – читаем в его дневнике – В самом деле, чего еще? Былины были, сказки были, “Слово о полку Игореве” было, жития были, Пушкин был, Лермонтов был, Гоголь был, Тютчев был, – и не довольно ли? <…> Кажется, весна и лето русские уже были, были везде и во всем: осталось, м[ожет] б[ыть], еще несколько веков исторической осени – слякоти и грязи, с одним-двумя-тремя погожими деньками, а до зимы своей, особой, м.б., и не дотянет: попадет в общую мировую зиму с жестокой стужей, и на этом, вместе со всеми прикончится. <…> Дала Россия Царя-революционера и мужика-энциклопедиста, дала величайшего полководца и чистейшего поэта, поднял новь и вспахал Микула Селянинович миллионы десятин европейских и азиатских, спел единственные в мире былины, сразился Илия Муромец с ордами всевозможной нечисти, создано было величайшее произведение художественного и всяческого гения русского народа – географическая карта, вместившая в себе ранее не вмещавшееся ни в одно государство, ни в одну империю – от полюса до пустыни, и этой географической картой побиты все карты Дариев, Александров Македонских, Цезарей, Наполеонов, – чего же еще? Ждать ли, что потянутся века исторического комфорта и удобств, что будут мирно оклеивать мещанскими обоями внутренние комнаты российского государства и демократически заставлять их геранями и увешивать портретами честных деятелей “на ниве народной”? История скупа: на это она может и не отпустить ни времени, ни сил, ни средств, Суворову у ней силы находились и Петру Великому она щедро отпускала и время, и место, и людей, и средства на его революцию сверху, – но захочет ли она отпускать время, сроки, людей, средства и пространство господам устроителям земного рая с автомобилями и храмами труда – это еще вопрос, – да и вопрос ли? Не имеется ли уже и ответ? не на лицо ли он? <…> Для тех, кои признают первым законом и собственного, и всяческого бытия – обладание пастбищами да избытком пищи с приправами лакейской культуры, – для тех история не нужна, как и они ей не нужны. Пусть они рвут портреты Петра, истребляют воинский дух, еще живущий от Суворова и севастопольского закала, пусть завешивают красными тряпками кумир Пушкина, свергают памятники Царя-Освободителя, – они могут быть покойны, что им не грозит такая же участь в будущем: они как лебеда на ржаном поле истории – история их выполет нáчисто, и только…». Как созвучны эти записи мыслям историка С.М.Соловьева, считавшим, что «всемирная история внутренно кончилась», или, как позднее его перефразирует сам Дурылин, «истории больше не будет, потому что ее больше некому делать».
В дни, когда «тёмный Ангел гибели пролетал над Россией», С.Н. Дурылин завершает задуманную работу, которая не была опубликована при его жизни. Труд, озаглавленный им «Апокалипсис и Россия. Памяти отца Иосифа Фуделя», был представлен в форме доклада на последнем заседании Московского религиозно-философского общества 29 апреля ст.ст. 1918 г. Сам автор назвал его «очерком России у порога Апокалипсиса», написанным, когда стало «слышно, как невидимые персты листуют его страницы». Приметы будущих грозных событий угадывались уже осенью 1917 года. В конце августа в Абрамцево Дурылин записывает в дневнике: «Я ходил к обрыву. Ровный тихий свет. Лес готов к концу. Щемящее спокойствие летней природы, покорно принимающей свой конец. Чувство конца в природе. Оно же сейчас в людях, – в скольких из тех даже, которых я знаю». Уже через несколько месяцев в статье «Апокалипсис и Россия» он напишет, что «Апокалипсис стал действительностью, потому что действительность стала Апокалипсисом». Пролог мучительной действительности видится в стихах Вяч. Иванова 1904 года «Месть мечная», где Россия представлена как бы колеблющейся на роковом распутье – путь жизни и путь смерти предлежат ей:
Русь! На тебя дух мести мечной
Восстал…
За то, что ты стоишь немея
У перепутного креста,
Ни Зверя скиптр нести не смея,
Ни иго легкое Христа.
«В наши дни, – пишет С.Н. Дурылин – слишком многим представляется и не может не представляться, что перепутье России кончилось и началось несение ею… чего? «Скиптра Зверя» или «ига Христа»? В немоте на этот вопрос заключен весь ужас наших дней. Но вопрос может быть еще более страшен: чтó если раздвоена Россия уже без возможности нового слияния и соединения, если расщеплена она на две – конечно, неравные – половины, совершающие два различные несения? И если так, то где грань этих двух половин, гдé и ктó – те, кто уже – почти явно – «смеют нести скиптр Зверя», и те, кто страстотерпчески и благословенно возложили на себя «иго легкое Христа»? Христианским и человеческим долгом считал автор поиск ответа на эти страшные вопросы. Попыткой ответа самого Дурылина можно считать размышления о «минутах роковых» в дневниковых записях 1918-1919 гг., в работе «Отец Иосиф Фудель. Мои памятки и думы о нём…» (1919 г.), в проповеди на панихиде по отцу Иосифу Фуделю, да и само принятие священства в 1920 году. Его мирочувствие осталось неизменным и после рукоположения. Так, из материалов следственного дела о.Сергия Дурылина 1922 г. узнаём, что «вместе с другими попами он часто выступал с проповедями, в которых указывал, что вера Христа попрана, что храмы ограбляются и верующие насилуются Властью, что на землю сошел антихрист».
Дурылин не был одинок в своих мыслях. Наступающий конец мира ощущался тогда многими. В течение 1918 года В.В.Розанов публикует «Апокалипсис нашего времени», к середине 1918 г. был подготовлен к печати сборник «Из глубины» (с эпиграфом из псалма «Из глубины воззвах к Тебе, Господи»), авторы которого – виднейшие русские мыслители, учёные, литераторы – дали обоснование своего отрицания большевизма как дьявольского установления, поправшего Божий миропорядок. «Окаянными днями» назвал свой дневник той поры И.А.Бунин. «Слово о погибели русской земли» пишет и публикует в октябре 1917 г. А.М.Ремизов. Попробуем взглянуть на слом русской жизни глазами очевидцев.
«Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы и, быть может, вовеки непоправимы». (И.А.Бунин. Миссия Русской эмиграции).
«С Россией произошла страшная катастрофа. Она ниспала в темную бездну». (Н.А.Бердяев. Духи русской революции)
«На наших глазах произошло величайшее потрясение всех нравственных устоев русского народа, и если вообще мы способны что-нибудь понимать в наших испытаниях, мы должны понять, что эти устои держались сами на более глубоком основании народной веры». (С.А.Котляревский. Оздоровление)
«И ужас этого зрелища усугубляется еще тем, что это есть не убийство, а самоубийство великого народа, что тлетворный дух разложения, которым зачумлена целая страна, был добровольно, в диком, слепом восторге самоуничтожения, привит и всосан народным организмом». «Мы уже хорошо понимаем, что вихрь, закрутивший нас с марта прошлого (1917 – Н.Ч.) года, <…> завершился разрушительной свистопляской всех духов смерти, зла и разложения». (С.Л.Франк. De Profundis)
«Ныне тьма покрывает Русь. Остались одни грешные люди, озлобленные, воры, убийцы. И не теплится лампада в глубине разоренных скитов…». «Мы в смуту живем, все погублено – без креста, без совести. И жизнь наша – крест. И также три века назад Смута была – мудровали Воры над Родиной нашей…». (А.М.Ремизов. Слово о погибели русской земли)
«Русская революция – феномен религиозного порядка, она решает вопрос о Боге. И это нужно понимать в более глубоком смысле, чем понимается антирелигиозный характер революции французской или религиозный характер революции английской». (Н.А.Бердяев. Духи русской революции)
«Если России суждено еще возродиться, – чудо, в которое, вопреки всему, мы хотим верить, более того, в которое мы обязаны верить, пока мы живы, – то это возрождение может быть теперь лишь подлинным воскресением, восстанием из мертвых с новой душой, к совсем иной, новой жизни». (С.Л.Франк. De Profundis)
«Русский народ низко пал, но в нем скрыты великие возможности и ему могут раскрыться великие дали. Идея народа, замысел Божий о нем остается и после того, как народ пал, изменил своей цели и подверг свое национальное и государственное достоинство величайшим унижениям. Меньшинство может остаться верно положительной и творческой идее народа, и из него может начаться возрождение. Но путь к возрождению лежит через покаяние, через сознание своих грехов, через очищение духа народного от духов бесовских. И прежде всего необходимо начать различать духов. Старая Россия, в которой было много зла и уродства, но также и много добра и красоты, умирает. Новая Россия, рождающаяся в смертных муках, еще загадочна. Она не будет такой, какой представляют ее себе деятели и идеологи революции. Она не будет цельной по своему духовному облику. В ней более резко будут разделены и противоположены христианские и антихристианские начала. Антихристианские духи революции родят свое темное царство. Но и христианский дух России должен явить свою силу. Сила этого духа может действовать в меньшинстве, если большинство отпадет от него». (Н.А. Бердяев. Духи русской революции)
Но что можно делать в настоящем, здесь и сейчас, когда, казалось бы, по слову поэта уж «больше нет родной земли», когда враг пришел по душу родного народа? Николай Бердяев считал, что «апокалипсис переживается русской душой пассивно, а не активно. <…> Русская борьба с антихристом есть всегда уход, переживание ужаса». Однако и в это время можно совершать работу Господню. В годы неистового безумства, богоборчества, богоотступничества, наступившие после окаянной братоубийственной войны, были созданы два текста, которые можно назвать общим именем – молитвой о «земле Армагеддона и земле Водлинской и Водлозерской». Её автору история открывается не только в апокалиптическом пределе, не исключительно «под знаком конца», но, по выражению о.Георгия Флоровского, «под знаком творчества и дления». Из «преисподнего смерча», кажется, можно вырваться – путём покаянного бдения, собирания, трезвения души. Вчитаемся в строки молитвы.
«Боже Вседержителю, Сотворивый небеса разумом, и основавый землю на тверди ея, Создателю и Содетелю всех, Основавый Церковь Твою Святую на камени веры. Сам Владыко Благословивый во времена прежние создатися храмам Твоим святым на земле Твоей Армагедона, на земле Водлинской и Водлозерской. Благослови и ныне открытися и создатися внове честным церквам Твоим во граде Пудоже, в Колове, в Сумах, в Кубове, в Водле и на погосте святаго пророка Илии, и во всей земле Водлинской и Водлозерской, и во всей земле Твоей Армагедона. Освяти, Многомилостиве, все бывшие святыни Твои: места, храмы, часовни, источники водныя, монастыри, скиты, пустыни.
Еще молим Тя, Всеблагий, о создании обители и храма Твоего Пресвятой Троицы и Пречистыя Матери Твоея в центре Армагедона.
Прости, Человеколюбче, вся согрешения рабов Твоих, по нимже и запустение попустил еси, и попрание, и поругание, и осквернение, и разрушение. Утверди их и детей их в вере и истине Твоей, подаждь им потребные места молитв и Таинств Твоих совершения и пастырей добрых и крепких. Утверди храмы Твои на твердом камени, основай по Твоему Божественному Евангельскому гласу, ихже ни ветр, ни вода ни ино что повредити возможет. Да в благолепии и вере, молитве и пении сладкогласном, трудах, покаянии радости, посте смирении и всяком о Тебе, Господи, делании поживем во Армагедоне и воздвигнемся на всякое славословие Твое и о Пречистей Твоей Матере, Владычице нашея Богородице и Приснодеве Марии, и на всякую брань с врагом сопротивным и сподобимся, грешные рабы Твоя, Царствия Единороднаго Сына Твоего Христа Бога нашего; яко держава Его благословенна и препрославлена со Безначальным Его Отцем, и с Пресвятым, и Благим, и Животворящим Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».
Другой текст сохранился хуже.
«………………… Троица … Отче Вседержителю, Единород-
………………………………….. Христе Боже и Святый и Жи
………………………….. духотворив………… ый вся и вся-
………………………………………………………………..ове
………………на………….(як)оже………………………….….
апо…………….вангелиста Иоанна яко собра …….…. воин в
мес(т?)е зовомом Армагедон на моление и уготовле-
ние всей земли к духов..у спасению и на битву последнюю
с духом тьмы и зла.
Молим Тя, Многомилостиве, ради честнейшия и светлей-
Матере Твоея, Небеснаго святаго воинства – Ангел
Твоих и Архангел и про(чих) Сил, Пророков Твоих, Пророка же
и Предтечи и Крестителя (Тв)оего, богоглаголивых же апостол,
……………………………………………….богоносн(ых)
отец и всех святых ……………
на… от всякого зла, от сопротивныя и нахождения вра-
жия. Предай ея в руки .. (ве)рных Твоих, покрый ее невещест-
вены.. кровом крилу Тво.. и да покроет … молитвам своим
святым Пресвятая Пре..стая Богородица Мария землю
Твою честным Свои.. о..фором на вечныя времена (до) скон-
чания веков.
Собери в нее овцы Твоя, укрепи, ……………..…и защити,
ус……….. них Церковь …..…тую Твою …светом истины
………………………………………………..(г)едона и при
…………………………………..яко Те……ает всякая сла-
……………………… безначальном(у) ….. Единородному
………………..…….и Пресвятом(у), …..Благому и Живо-
…………………………….присно и во веки веков. Аминь».
Об этих загадочных текстах известно крайне мало. Две молитвы, вложенные в шитые из бархата ладанки, находились в средокрестиях двух верхних перекладин восьмиконечного православного креста, установленного на водлозерском о.Великостров. Тексты молитв написаны синей пастой шариковой ручки на стандартном машинописном листе. Вот, пожалуй, и всё. Далее начинаются вопросы – кто? где? когда? Когда была создана молитва? Кем был её автор? Является ли создатель молитвы и человек, писавший (переписывавший) текст, найденный в кресте, одним и тем же лицом? Кто переписывал текст и где, в какой местности создавался список? И, наконец, кто и когда устанавливал крест? Попробуем разобраться.
В текстах несомненно эсхатологического содержания говорится о преуготовлении «всей земли» к «битве последней с духом тьмы и зла» в месте, именуемом Армагеддон. Зададимся вопросом можно ли отнести «эпоху» шариковых ручек, да и вообще холодной (по крайней мере, для русской церкви) «оттепели» 1960-х гг. к моменту апокалиптического противостояния добра и зла? Очень сомнительно. Ведь Армагеддон Апокалипсиса – символическое место последней и окончательной битвы между Богом и силами зла. В первой трети ХХ в. Россия действительно казалась местом «последней битвы». Революционные потрясения и события окаянной гражданской войны давали много оснований думать, что предел времён уже наступил. Приведём один пример. В самом начале противостояния белых и красных, в апреле 1918 г. С.А.Аскольдов писал о символическом значении «белого» и «красного»: красный цвет Денницы не случайно стал знаменем революции, он есть именно символ преодоления света тьмою. «Свет, оторвавшийся от своего первоисточника и брошенный в поглощающую его темную среду, неизбежно потухает. Тьма его объемлет и восстает на всё и вся». И этому мятежному красному свету противостоит «животворящий белый цвет целостной полноты общественно-религиозного сознания».
Очевидно, что под Армагеддоном водлозерской молитвы следует разуметь всю Россию. Победа красных в гражданской войне ознаменовала «преодоление Света тьмою» и вызвала «мерзость запустения, стоящую на святом месте» – поруганные по всей русской земле храмы. Думается, что водлозерская молитва могла быть создана по окончании гражданской войны в тот период, когда начались репрессии против духовенства и закрытие церквей в «земле Водлинской и Водлозерской», т.е. в 1930-х гг. Молитвенные прошения составляют основное содержание обоих текстов водлозерской молитвы: предай землю нашу «в руки верных Твоих», покрый ее невещественым кровом крил Твоих, благослови «открытися и создатися внове честным церквам», освяти все бывшия святыни (храмы, часовни, монастыри, источники), прости согрешения рабов Твоих, «по нимже и запустение попустил еси», утверди в вере, «подаждь места молитв и Таинств Твоих совершения и пастырей добрых и крепких». К 1939 году все церкви, упомянутые в молитве, были закрыты: Троицкий собор в Пудоже и церковь Параскевы Пятницы в д.Сумы – в 1934 г., Троицкая церковь в д. Водла – 20.02.1935 г., Смоленская церковь в д. Кубовской – 8.10.1936 г., Казанская церковь в д. Росляково (соответствует д. Колово в тексте молитвы) – 2.02.1938 г. Последними, 27.10.1939 г. были закрыты церкви водлозерских погостов – Ильинского и Пречистенского. О том, как это происходило, сообщала пресса. В 1940 г. в газете «Красная Карелия» опубликован рассказ жителя д. Колово Мошникова. «Когда закрывали церковь в д. Росляково, по просьбе населения, я смекнул, зачем иконам пропадать. Пошел туда, отобрал лучшие и большие, соскоблил лики угодников божьих, да такой мебели в детские сады наделал, что просто любо смотреть». Ещё прежде закрытия храмов жители водлинских деревень стали отказываться от праздников – об этом читаем в периодической печати, но, кажется, ещё раньше о том же свидетельствует Священное писание: сказали «в сердце своем… придите, отставим вся праздники Божия от земли» (Пс. 73:8). В мае 1927 г. «Красная Карелия» писала, что «граждане трёх деревень селения Сумы Коловской волости <…> на общем собрании постановили не праздновать Крещения <…>, за три рубля наняли крестьянина, который обошел все деревни <…>, предупредив, что сумляне Крещенья праздновать не будут и в гости ехать не велели». А вот сообщение за 1929 г.: «Крестьяне дер. Водла решили прекратить празднование «троицы» и таким путём сэкономить 3200 руб. Водличане призывают крестьян селения Усть-Колоды (Кубовской – Н.Ч.) прекратить празднование «Смоленской Божьей матери». На Водлозере, в бывшем Ильинском приходе в марте 1926 г. были устроены «красные похороны» – первое захоронение вне церковной ограды. Крестьянин Фаддеев из д.Канзанаволок, как сообщается в газетной публикации, «при смерти завещал хоронить его не на церковном кладбище, а на кладбище неверующих. На похоронах присутствовали все общественные организации с красными флагами». В 1930 г. были раскулачены и высланы все священники и члены причта водлинских и водлозерских приходов. Их имена находим в Списке кулацких и лишенских хозяйств Пудожского района АКССР от 3 марта 1930 г. В этот же год «великого перелома», по сообщению газеты «Красный Пудож» общим собранием «батрачества», комсомола и беспартийной молодёжи Пудожа принято решение: «колокола всех церквей и часовен Пудожского сельсовета снять и передать в фонд индустриализации». Так к концу 1930-х гг. все церкви и часовни «земли Водлинской и Водлозерской» стояли оскверненными и «безгласными» – без богослужения и колокольных звонов, священники их высланы, и никто из них не вернулся назад, а вдоль по Водле ходил пароход с говорящим названием «Безбожник».
Водлозерские молитвы, обращенные к Богу Вседержителю, имеют особые прошения, относящиеся к Матери Божией: «еще молим Тя, Всеблагий, о создании обители и храма Твоего Пресвятой Троицы и Пречистыя Матери Твоея в центре Армагеддона» и «да покроет <…> Пресвятая Пречистая Богородица Мария землю Твою честным Своим омофором на вечныя времена до скончания веков». Это, конечно, не случайно. Уже в Древней Руси русская земля прозвана «домом Пресвятой Богородицы». Впервые мысль о молитвенном Покрове Богородицы над Россией прозвучала в XII в. в «Сказании о чудесах Владимирской иконы Божией Матери». С особой силой эта вера в «Надежду ненадеждных», т.е. потерявших надежду, проявляется в дни испытаний – так было во времена монголо-татарского владычества, в Смутное время. Образ заступничества Божией Матери, Её предстательства за Россию с пронзительной силой был явлен в начале мятежного ХХ века, в художественной прозе и публицистике времён гражданской войны. Один из героев романа П.Н. Краснова «Единая-неделимая», капитан Лопатин говорит о силе, восставшей на Россию, на мир Божий, на христианство: «Она и погибнет в России. <…> Потому, что в России живёт, по России ходит, по народной вере, Матерь Божия, Она и не даст погибнуть навек храму Сына Своего – православной Руси». Другой герой романа, дед Мануил, говорит: «Тут Она, с нами. И не покинет нас, пока не кончатся дни скорби». Участник «Диалогов» С.Н.Булгакова, утверждает, что «бояться за Россию в последнем и единственно важном, окончательном смысле нам не следует, ибо Россия спасена – Богородичною силою. И об этом, поверьте, твердо знает вся православная Россия». Образ Покрова Божией Матери над истерзанной русской землёй – богородичного омофора и звёздной ризы над земной юдолью – с богословской полнотой дан в романе «Единая-неделимая». «Вы знаете что такое омофор? Омофор – это часть епископского одеяния. В старину это была шкура овцы, надеваемая на плечи и означающая заблудшую овцу, которую несёт, спасая её, пастырь добрый. Теперь это наплечное украшение. Христос, как епископ всей Церкви, изображается иногда в омофоре. Божия Матерь в Своей нескончаемой любви к людям берет омофор Сына Своего и простирает его над землёю, чтобы спасти людей от зла». В утверждение этого предстательства, по прошению водлозерской молитвы, в центре Армагеддона должны быть созданы обитель и церкви, посвященные Троице и Пресвятой Богородице. Где же может находиться этот сакральный центр? Естественно предположить, что таким центром является обитель прп. Сергия Радонежского. «Игумен всея Руси» молился, по выражению Е.Н.Трубецкого, «чтобы этот зверообразный, разделенный ненавистью мир преисполнился той любовью, которая царствует в Предвечном Совете живоначальной Троицы». Здесь же преподобному являлась Матерь Божия. Однако в нач. 1920-х гг. врата Троице-Сергиевой лавры, казалось бы, навсегда закрылись для верующих. И.А.Бунин писал, что Каин России вторгся во «Святая святых своей родины, в место страшного и благословенного таинства, где века почивал величайший Зиждитель и Заступник ее, коснулся раки Преподобного Сергия, гроба, перед коим веками повергались целые сонмы русских душ». Автор водлозерского текста пишет «о создании», а не о восстановлении обители, перемещая таким образом центр Святой Руси в иное место. В тексте молитвы нет указаний на географические координаты сакрального центра. Однако можно предположить, что в авторском понимании этот центр располагается в пределах «земли Водлинской и Водлозерской». Такое место действительно существует к северу от Водлозера. Продолжатель дела Сергиева, прп. Диодор Юрьегорский основал обитель Живоначальной Троицы с церковью Введения во храм пресвятой Богородицы в разливе р. Илекса, которую во времена Диодора именовали Водлою. Монастырь был упразднён в 1764 г., а Троицкий и Введенский храмы обращены в приходские. К моменту написания водлозерской молитвы об Армагеддоне юрьегорская церковь была закрыта и, скорее всего, уничтожена. По крайней мере, в конце 1930-х гг. главки и кресты Троицкой церкви, подобно граду Китежу, можно было разглядеть лишь в светлых водах северного озера.
Зададимся вопросом – в какой культурной среде появился этот текст? Очевидно, что он не содержит черт старообрядческой апокалиптики. «Настатие последнего отступления», приход антихриста – для приверженцев «древлего благочестия» это давно свершившийся факт. По образному выражению духовной поэзии, бытовавшей в среде старообрядцев, уже в XVII в. «луч церковный тьмою помрачен», «увядает днесь благочестие, процветает всё нечестие» – а, значит, мир обречён злу и история становится безблагодатною. Такое мирочувствие трудно отождествить с чаяниями автора водлозерской молитвы. Может ли, с другой стороны, этот текст восходить к народным представлениям о конце света? Вот рассказ о последних временах, записанный на Водлозере в конце 1990-х гг. от А.И.Пименовой, 1932 г.р. «Как наша мама всё, бывало, говорила: «Бог отступился уже: видит, что на этой грешной земле ничего ему не сделать, и пусть всё идет к концу… Будет конец света, тысяча долгая и тысяча короткая… Ну, вот ссыльные вот так объяснили, что тысяча долга, вот в этой тысяче, идет тысяча, видишь, она уже полтысячи прошло годов-то, так что она уже теперь коротка осталась… И когда будет конец света, значит, загорится земля и вода… Это в Библии написано так: загорится земля и вода… Ну, останется семиаршинное бревно, семь аршин – мера такая. И вот, что людей сохранится на этом бревне, – что это бревно не будет гореть какое-то – что вот тут люди сохранятся, вот они потом начнут новый свет, эти люди, которые остались. Всё сгорит: и земля, и вода». В этом, типичном для водлозёров, представлении причудливо сочетаются библейские образы тысячелетнего царства (Апок. 20: 4-7), излияния чаш гнева Божия (Апок. 16:1-12), небесного огня (Апок. 20:8-10) со сказочным мотивом «семиаршинного бревна». Кажется сомнительным, чтобы устная народная традиция вдохновляла создателя водлозерской молитвы, который, несомненно, был человеком книжной культуры и обладал ясным духовным зрением.
В те годы, когда на «земле Армагеддона» творилась молитва о возрождении русских святынь, по ту сторону границы, в изгнании о.Георгий Флоровский писал: «говорить об «осуществившейся эсхатологии» преждевременно. <…> Священная история ещё не завершена. Предпочтительнее другое выражение: «эсхатология, вступившая в своё осуществление». Ему как будто вторит создатель водлозерской молитвы: «поживем во Армагеддоне» – в покаянии, молитве, посте, делании. Автор, кто бы он ни был, принадлежит к числу русских религиозных мыслителей. В его лице мы встречаемся с человеком незаурядным, осознающим свою вовлеченость в апокалиптическую борьбу и исповедующим истину Христову среди безверия, прельщения, богоборчества. Надо полагать, что он уроженец «земли Водлинской и Водлозерской», способность же свободно излагать свои мысли и чаяния славянским языком указывает на образованного священника. За «местной» историей ему слишком ясны горизонты национальной катастрофы. Можно предположить, что он сельский батюшка; однако в начале ХХ в. среди настоятелей церквей 20-го благочиннического округа Олонецкой епархии (куда, большей частью входили водлозерско-водлинские приходы) мы как будто не находим людей подобного склада ума.
Выскажем своё предположение относительно личности создателя молитвы. Кажется, здесь следует искать внешний источник богословского вдохновения, некий импульс, полученный извне. Это побудительное начало видится в религиозно-философском мировоззрении Сергея Дурылина, о водлозерской поездке которого говорится в начале статьи. Сам С.Н. Дурылин был автором не только богословских работ о Святой Руси, сокрытой от поругания в глубинах Светлояра. В 1916 году отдельным изданием вышло его авторское переложение китежской легенды – «Сказание о невидимом граде Китеже». Как и о.Павел Флоренский, Дурылин верил в «подводную Русь», в саму возможность её бытия и считал, что именно в легенде раскрывается подлинная реальность. По мысли же Флоренского, сформулированной в работе «Столп и утверждение истины», «легенда не ошибается, как ошибаются историки, ибо легенда – это очищенная в горниле времени от всего случайного, просветленная художественно до идеи, возведенная в тип сама действительность». В Сказании о Китеже, написанном Дурылиным, звучат вдохновенные слова молитвы китежских праведников: «Господи, Царь Небесный! Если уж решено в совете Твоем предивном и премудром, чтоб одолел окаянный и безбожный, <…> то так и буди. Но пощади святыни Твои, не дай врагу поругаться над храмами Твоими, не дай ему посмеяться над верными Твоими, славящими имя Твое святое. Соблюди град сей и укрой его покровом Твоим. Сделай его невидимым, сохрани его до века будущего. Да вечно сияет Светлый Китеж, да вечно славится в нем имя Твое и празднуется Тебе в храмах Твоих!». Как знать, может быть мысли выдающегося русского религиозного мыслителя, облечённые в форму молитвы, стали прологом к другой молитве, написанной в грозные времена «на земле Армагеддона».
С.Н. Дурылина в его водлозерской экспедиции сопровождал священник Крестовоздвиженской церкви Петрозаводска о.Михаил Громцов, он же был, по всей видимости, инициатором и организатором поездки. Они жили на Пречистенском погосте в доме брата о.Михаила, настоятеля церкви о.Александра Громцова. Братья Громцовы, как это видно по дневниковым записям, находились в близком общении с С.Н. Дурылиным. Старший из братьев, о. Александр, скончался в начале революции, в 1918 г. и вряд ли мог быть причастен к созданию молитвы. Отцу Михаилу после революции предлежал исповеднический путь.
Священник Михаил Громцов родился на Водлозерско-Пречистенском погосте и по окончании Олонецкой семинарии служил в Петрозаводске. На Водлозере служили священниками его отец, Василий Громцов и два брата, Виктор и Александр. Мы располагаем некоторыми документами, по которым можно судить о личности о.Михаила. С 1902 г. до закрытия Олонецкой семинарии о.Михаил преподавал в ней церковное пение. Сохранилась характеристика М.В. Громцова, сделанная П.Ф.Полянским, инспектировавшим семинарию в 1914-1915 гг.: «В настоящее время церковное пение поставлено во всем хорошо. Теперь преимущественное внимание преподавателя обращено на практическую сторону дела и главным образом на изучение церковных гласов и древних церковных напевов. В направлении выбора мелодий, напеве церковных песнопений ученики обучаются применительно местной церковной практике, именно: какой напев употребляется в церкви, такой преподается и в классе. При этой постановке дела изучение получает живой интерес, что в значительной степени способствует успешности преподавания. Прилагаются заботы и к тому, чтобы воспитанники приобретали навык в обучении детей церковному пению и в управлении церковным хором». Судя по публикациям в епархиальной печати, семинарский хор был постоянным участником церковных и городских мероприятий. Сам о.Михаил, стараясь разнообразить репертуар, переложил для хора «Былину о ласковом князе Киевском», муз. М.Д.Славянской. В характеристике П.Ф.Полянского даётся высокая оценка хора семинарии: «Ученики, хорошо усваивая церковные напевы, в то же время не чужды специальных технических музыкальных знаний, которые преподаются наряду с практическим изучением церковных песнопений. Семинарский [хор] стройный, умело выполняющий сложные музыкальные пьесы». В заметке «Пример достойный подражания», опубликованной в «Олонецких епархиальных ведомостях» за 1916 г. приводятся свидетельства зрячей любви о.Михаила. На светлой седмице он, «движимый исключительно пастырскою ревностью» служит пасхальные молебны «в бараках рабочих на 6 версте от города», приносит пасхальную радость в лагерь славян-военнопленных, организует сбор пожертвований для крестьян, не сумевших устроиться на строительство железной дороги и оставшихся без средств к существованию. В дневнике Сергея Дурылина находим запись о том, что о.Михаил как свидетель Истины пришел на спиритический сеанс. «Отслужил о. М. <ихаил> утром обедню, приобщился, помолился и вечером пошел на сеанс, положив непременно убедить присутствующих <в> присутствии злой силы. <…> О. Михаил спросил: «Веруешь ли ты в Господа Иисуса Христа?» – «Верую», – был ответ карандашом. – «Любишь ли его?» – «Не люблю», – был такой же ответ. Тогда о. Михаил почувствовал в себе такую силу, что не испугался бы, если б он сам явился тотчас, и властно, как иерей, совершивший бескровную жертву, потребовал ответ: ктó он? Блюдце страшно подпрыгнуло, и на бумаге был ответ: «злой дух» (без Ъ). Все разбежались в ужасе…». Нужна подлинная любовь к человеку, чтобы войти в мир обманов и самообманов со словом искренности и правды. Похоже, о. Михаил понимал, что наступает время открытой тяжбы о душах человеческих, когда каждый вопрос жизни должен будет получить христианский ответ, а от пастыря потребуется ответственное исповедание Христовой истины, и «напряжение огласительного подвига». После революции о.Михаил подвергался тюремному заключению по причине «недоброжелательного отношения к Советской власти» и в 1918 г. был выслан властями за пределы Олонецкой губернии. В 1920-30-х гг. он служил в храмах Ленинграда и Уфы. Кончина протоиерея Михаила была мученической, он был расстрелян в Уфе 18 ноября 1937 г. Ревностный пастырь и исповедник, о.Михаил Громцов вполне мог быть тем человеком, трудами которого создавалась молитва о земле Армагеддона. В дальнейшем текст молитвы мог сохраняться среди людей, близких по духу её создателю, и, при определенных условиях, мог быть передан на ту землю, которой посвящена молитва.
Можно предположить, что рукопись создавалась и была вложена в крест в одно и то же время – не ранее второй половины 1960-х гг. Именно тогда становятся общеупотребительными шариковые ручки. И в это же время пустеет сельская периферия – проводится политика «укрупнения» деревень, в результате которой «неперспективными» для жизни оказываются небольшие деревни, вместе с которыми забрасываются и сельскохозяйственные угодья. Крест же, по словам местных охотников, был поставлен не на открытом месте, а схоронен в молодых зарослях заброшенной лесной чищи (расчищенного под пашню участка леса) – и именно в 1960-х гг. этот участок был покрыт мелколесьем.
Кем переписан текст молитвы, кто устанавливал крест и почему для этого выбран именно Великостров – на эти вопросы, вероятно, никогда не будет ответов. Хотя некоторое суждение о переписчике можно составить. Текст написан хоть и печатными буквами, но всё же почерком нашего современника. Начертания только некоторых букв – е строчная, щ, а, иногда о, в, з близки к образу букв славянской кириллицы. Создаётся впечатление, что буквы славянской азбуки не слишком знакомы писцу. Это становится особенно очевидным при взгляде на заглавную е. Переписчик как будто не знает как её написать и вынужден прибегнуть к стилизации, конструируя её на основе современной скорописи. При этом твёрдость и уверенность почерка свидетельствуют о том, что пишущий знаком если не с рукописной традицией, то с текстами кириллической печати. Ст. преподаватель кафедры русского языка Института филологии ПетрГУ В.В.Семаков обратил внимание на ошибки в падеже прилагательных множественного числа – несогласованность по женскому роду в словосочетании «все бывшие святыни», тогда как нужно вся бывшая или бывшия и несогласованность по мужскому роду в словосочетании «источники водныя», тогда как нужно водные, а также на ошибку в падежном окончании «на земле твоей», тогда как в предложном падеже единственного числа должно писаться на земли. Писцовые ошибки такого рода вполне мог допустить переписчик, сближая написание слов с современной ему произносительной нормой – «бывшие святыни», «на земле твоей». Знаменательна одна подробность: «на погосте святаго пророка Илии» – читаем мы в тексте молитвы, и это единственное упоминание конкретной церкви на всей «земле Водлинской и Водлозерской». Речь идёт об Ильинском погосте на Водлозере. Зададимся вопросом – почему? Внутренняя логика текста как будто не предполагает такой конкретики. Вероятнее всего это позднейшая вставка, сознательно сделанная переписчиком, может быть по причине особой связи с этим местом, а может и в силу объективных обстоятельств. К моменту написания текста церковь пророка Илии была единственной, сохранившейся на территории всего Пудожского района.
Рукопись молитвы, найденной в кресте, интересна не только специалистам в области языкознания и гимнографии. Молитвы о «земле Армагеддона» написаны на языке славянской книжности, который сейчас чаще называют «церковнославянским» или «старославянским». Однако в текстах отсутствуют некоторые буквы славянской азбуки – э (ять), z (юс малый), і (иже), конечный ъ (ер) после согласного. Переписчик молитвы не использует характерные для такого рода текстов сокращения сакральных слов типа трbца, кrтъ, чcтный. Эти очевидные странности текста объяснимы. Переписчик молитвы явно ставил перед собой задачу сделать текст легко читаемым. Читателем этого текста, казалось, должен быть «новый» человек, которого создали и вырастили в безбожном социалистическом Союзе – без Бога, без веры, без любви – и, конечно, без знания богослужебного языка. Крест на Великострове, очевидно, создавался как реликварий для молитвенного текста, который таким образом становился посланием, обращенным в будущее.
В 1919 году Сергей Дурылин записал в своём дневнике: «будут до конца два стана русских, а то, что между ними, промежуточное, будет всё уменьшаться: вливаясь огромной волной – в «окаянную» и просачиваясь маленьким ручейком в – «Святую». Это и будет всё содержание дальнейшей русской истории в её сокровенном и её явном». Прошло более ста лет, и мы являемся свидетелями пророческой мудрости этих строк. Символ веры самого Сергея Дурылина прочитывается в романе-хронике «Колокола», где, по словам исследователя, «город Темьян – метафорическая Россия, а история Темьяна на протяжении 350 лет – это история России от Бориса Годунова до Октябрьской революции, символизирующей апокалиптический конец мира. Но колокола, сброшенные с церковной колокольни, продолжают звонить со дна озера. Россия, точно невидимый град Китеж со дна озера Светлояр, обязательно поднимется из бездны, воскреснет, стряхнет с себя грех и безбожие».
От нас же, если мы имеем в себе хоть «крупицу русского чувства», требуется продолжать молитву праведника о «земле Армагеддона», хотя бы словами пророка Исайи, сказанными от имени целого народа:
Гд\и, обратися, от небесе и виждь от дому ст\аго твоего и славы твоея. ты, гд\и, отецъ нашъ, избави ны, яко изначала имя твое на насъ есть. почто уклонилъ еси насъ, гд\и, заблудити от пути твоего. ожесточилъ еси сердца наша, еже не боятися тебе. обратися ради рабъ твоихъ, ради племенъ наследiя твоего. противницы наши попраша ст\ыню твою: быхомъ яко отъ начала, егда не владэлъ еси нами, ниже назвася имя твое на насъ. и ныне гд\и отецъ нашъ ты еси, мы же бренiе и ты создатель нашъ и дела рукъ твоих вси мы. не прогневайся на ны гд\и зело и да не помянеши во время греховъ нашихъ: и ныне призри гд\и яко людiе твои вси мы.
