Автор: Александр Гончаров

 

Александр Сергеевич Грибоедов родился 15 января (н. ст.) 1795 года в Москве, а погиб в персидском Тегеране 11 февраля 1829 года, не дожив до возраста и 35 лет.

Всем советским, а ныне и российским, школьникам он известен всего лишь по одному произведению – пьесе «Горе от ума», дружбой с заговорщиками-«декабристами», да разве еще и тем, что персидский правитель за его насильственную смерть расплатился с Российской Империей многими дарами, в том числе и знаменитым алмазом «Шах».

Мне помнится, что в советское время преподавательница литературы (к счастью, не «наша», а заменявшая прихворнувшую «нашу») с пафосом вещала о сатирическом потенциале «Горе от ума» и о том, как Грибоедов высмеял «прогнивший царский режим».

Может быть, любители литературы из класса и поверили бы ей до конца, но этому помешал типичный учительский раж. Она сравнила Грибоедова с Маяковским, а в доказательство привела строки из «Сказки о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий», написанной примерно через сто лет после «Горе от ума»:

Беспорядки!

Сущий яд −

дети этих буржуят!

Образина милая,

как твоя фамилия? −

Петя стал белей, чем гусь:

− Петр Буржуйчиков зовусь.

− Где живешь,

мальчишка гадкий?

− На Собачьевой

площадке. 

Честно говоря, кому-то из учеников было наплевать на эту аналогию, а кто-то великолепно понял, что между Владимиром Маяковским, с его откровенной грубой и паразитарной сатирой, и тонким ехидным Грибоедовым нет и не может быть ничего общего.

Пропагандистский шаг учительницы, ставший самым настоящим «проколом», уже тогда заставил задуматься, что с «Горе от ума» не все так просто, как кажется на первый взгляд. Старик Фамусов по всем показателям бьет Петю Буржуйчикова, а Чацкий – это никак не мальчик Сима.

Александр Сергеевич Грибоедов своей пьесой (на уровне трагикомедии!) ввел в заблуждение и современников, и потомков. И мерзости «царского режима» он не изобличал, а взглянул на привычные общественные отношения под другим углом и окончательно установил, может быть, и не желая этого сам, что пороки, благоглупости и жеманные радости обывательщины одинаковы во все эпохи: от царя Гороха и до века XXI-го.

Кроме того, Грибоедов, а это выявил со всей определенностью замечательный православный литературовед и богослов М. М. Дунаев (1945-2008), показал в своей пьесе слабость ума перед сердцем, его капитуляцию перед нравственным чувством и элементарной черствостью душ.

Не помню кто из литераторов XIX столетия сравнил Чацкого с Хлестаковым из «Ревизора» Николая Васильевича Гоголя, но между ними действительно есть нечто общее.

Пройдоха поневоле, Хлестаков в тоже время и романтик по призванию Чацкий вламываются в провинциальные миры, как лиса в курятник. И не стоит думать, что небольшой город, встревоженный обитанием Хлестакова в гостинице, не так уж похож на Москву. В Российской Империи все это провинция, с соответствующими стереотипами поведения. И Александр Андреевич, и Иван Александрович проводят своеобразную ревизию быта, обычаев и тайных желаний обывателей, пусть и с орденами, и в позументах.

Любопытна и перекличка двух произведений. Фамусов отправляет провинившуюся дщерь Софью Павловну «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». А Иван Александрович Хлестаков застрял в провинциальном городке, не доехав до Саратовской губернии. Так и хочется сказать, что, мол, на самом деле причиной поездки Хлестакова-Чацкого является розыск Софьи Фамусовой.

«Карету мне, карету!» Да, только вот кареты нету.

Но вернемся, собственно, к «Горю от ума». Сюжет пьесы не сложен. Молодой человек – Чацкий приезжает в Москву специально, чтобы повидать «свою первую любовь», с которой он некогда совместно воспитывался. Однако ответного чувства не обнаруживает, ибо Софья теперь влюблена в карьериста Алексея Молчалина, служащего при «большом начальнике» Павле Афанасьевиче Фамусове. Чацкий, сперва в любовном томлении, а затем и в ожесточении, направо и налево сыплет «перунами» против окружающей среды и лиц в ней обитающей, застолбивших свои привычные ареалы.

Антагонистом Чацкого выступает его воспитатель Фамусов. Он, конечно, комичен. Ищет инсуррекцию и карбонариев, там, где их нет в помине. И оказывается слеп в вопросе угрозы благополучию его семьи. К Софье не Чацкий, а «преданный» Молчалин подбивает успешно клинья. При этом за Чацким Фамусов признает ум, в котором тут же ему отказывает из-за слухов, распространившихся в кругу привычных Павлу Афанасьевичу людей.

Как же здесь не вспомнить преподобного Антония Великого: «Придет время и люди сойдут с ума. Того же, кто остался разумным, будут называть умалишенным, потому что он не такой как они». Есть подозрение, что Грибоедов знал эту фразу святого.

Только в «Горе от ума» те, кто поверил в безумие Чацкого вряд ли сами напрямую были сумасшедшими. Здесь уместен термин из лексикона психиатрии позапрошлого века, ныне напрочь исключенный из обихода. Это «нравственное помешательство», когда заболевший разучается видеть грани добра и зла, а иногда их попросту и путает. Чацкий осужден лишь потому, «что он не такой как они». Хотя и здесь имеются вопросы.

Например, насколько Чацкий отличается от того же Фамусова, если отбросить такой фактор, что Павел Афанасьевич – дитя XVIII века, со всеми его дворцовыми переворотами и фаворитизмом. Кстати, отсюда произрастает преклонение Фамусова перед удачливым соискателем почестей:

На куртаге ему случилось обступиться,

Упал, да так, что чуть затылка не прошиб;

Старик заохал, голос хрипкой;

Был Высочайшею пожалован улыбкой,

Изволили смеяться, как же он?

Привстал, оправился, хотел отдать поклон,

Упал вдругореть − уж нарочно −

А хохот пуще, он и в третий так же точно.

А? Как по-вашему? по-нашему − смышлен.

Упал он больно, встал здорово.

Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен?

Кто слышит при дворе приветливое слово?

Максим Петрович. Кто пред всеми знал почет?

Максим Петрович. Шутка!

В чины выводит кто? и пенсии дает?

Максим Петрович. Да. Вы, нынешние, нутка!

Фамусов рассуждает о прошлом, а Чацкий находит существенную разницу с настоящим:

Однако кто теперь дворцовый Донкишот,

Хоть в раболепстве самом пылком,

Решится, чтоб смешить народ,

Отважно жертвовать затылком!

А сверстники, а старички,

Глядя на смелые скачки,

Уж разрушаясь в ветхой коже,

Чай, молвили еще: ах, если бы нам тоже!

Хоть есть охотнички поподличать везде,

Да нынче смех страшит, и держит стыд в узде;

Недаром жалуют их скупо государи.

Но есть момент, в котором Чацкий и Фамусов сходятся. Они оба (каждый со своей колокольни) осуждают иностранщину и подобострастное отношение к ней.

Фамусов откровенно рассуждает:

А всё Кузнецкий мост и вечные французы,

Оттуда моды к нам, и авторы, и музы.

Губители карманов и сердец!

Когда избавит нас Творец

От шляпок их, чепцов, и шпилек, и булавок!

И книжных и бисквитных лавок!..

Чацкий фактически вторит ему в свой час:

В той комнате простейший случай:

Французик из Бордо был окружен зевак

И слушательниц кучей:

К своим приравнивал он нас, что точно так

На всё готовы мы, нет дела до последствий,

Всё только бы шутя, резвясь,

От наших гладеньких он фраз,

От наших кругленьких приветствий

Воображает быть в отечестве своем,

И прочее…− утих, и тут по нем

Об южной Франции, о берегах Гаронны

Заохали, урок из детства натвержен −

Особенно две-три княжны пускали стоны,

(Куда деваться от княжен!).

Я к небу воссылал смиренные желанья,

Однако вслух,

Чтоб удалил Господь нечистый этот дух

Слепого, жалкого, пустого подражанья;

Чтоб воздержал нас крепкою вожжой

От слез и тошноты по стороне чужой.

Неужли у себя для наших нет желаний

Семейных прелестей, родных воспоминаний!

И чем наш Север лучше стал,

Что всё заветное наследье променял?

И нравы, и язык, и старину святую,

И величавую одежду на другую −

По шутовскому образцу:

Хвост сзади, спереди какий-то чудный выем!

Короткополые, наперекор стихиям,

Рассудку смех и не краса лицу.

Как платья и умы коротки,

Смешные, бритые, седые подбородки…

Ах! если рождены мы всё перенимать,

Хоть у китайцев бы нам несколько занять

Их отверженья иноземцев.

 

Чацкий мыслит только глубже Фамусова и находится на пути к славянофильству.

Впрочем, Фамусову выше житейского уровня подняться и не дано. Он находится на излете жизни и карьеры. Его задача – обеспечить судьбу любимой дочери наилучшим образом (так как это он понимает). Невозможно считать Фамусова чисто отрицательным персонажем. Он гораздо сложнее и противоречивее, чем тот же Молчалин. Хотя давайте признаем честно, что Фамусов – это некогда утихомирившийся Чацкий.

Если разобраться, то в «Горе от ума» большинство фигур носят комичный, часто отталкивающий характер, но Грибоедов все-таки к ним относится снисходительно: глупы и тщеславны, сребролюбивы и чинолюбивы, что уж тут поделаешь? Но есть два второстепенных персонажа, которые по-настоящему страшны. Это Репетилов и Загарецкий.

Перед нами прообразы будущих «декабристов». Александр Сергеевич, будучи сам масоном, состоя на дипломатической службе, и чего греха таить, поработавший на русскую разведку, великолепно ведал о «забавах праздных шалунов». Доносить на кого-то он не собирался, ибо это противоречило духу дворянства, но вот приписывать его к «декабристам» − явный перебор. «Декабристская» публика не вписывается в тот образ, который широкими красными мазками рисовала советская пропаганда.

Лев Толстой мечтал написать роман «Декабристы», да отказался. Почему? По причине вполне прозаической. Он ознакомился с воспоминаниями «декабристов». И выявилось, что идейных «дурачков» было мало. Большинство примкнуло к перевороту из-за своих вполне корыстных целей. Репетилов у Грибоедова – это красочный облик «декабриста» из «Англицкого клоба», посещающего собрания тайных обществ, разорившегося помещика и незадачливого карьериста.

Агитируя Чацкого примкнуть к ним, Репетилов характеризует «лучших людей» таким образом, что за ними историк неплохо различит будущих «декабристов». Скажите, дорогие мои, а вам никого не напоминает Удушьев Ипполит Маркелоч?..

Репетилов дает и образ «великого» борца за счастье – классического «декабриста»:

Все знает, мы его на черный день пасем.

Но голова у нас, какой в России нету,

Не надо называть, узнаешь по портрету:

Ночный разбойник, дуэлист,

Был сослан черт знает куда-то к алеутам,

И крепко на руку нечист;

Да умный человек не может быть не плутом.

Когда ж об честности высокой говорит,

Каким-то демоном внушаем:

Глаза в крови, лицо горит,

Сам плачет, и мы все рыдаем.

Вот люди, есть ли им подобные, навряд.

Ну, между ими я, конечно, зауряд…

Загарецкий ничем не лучше Репетилова, только любит самого себя выставлять напоказ больше и лицемерить:

Извольте продолжать, поверьте,

Я сам ужасный либерал

И рабства не терплю до смерти,

Чрез это много потерял.

Репетиловы и Загарецкие и вышли на Сенатскую площадь. А давили их Скалазубы с фельдфебелями-«вольтерами», по Грибоедову, может вояки и недалекие и орденолюбивые, но соображающие, что государство – «не рукавица: с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь».

«Горе от ума» свидетельствует, что Александр Грибоедов не мог пойти на государственный переворот, хотя бы и потому, что «декабристов» видел насквозь. Недаром ему принадлежат слова: «Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный быт в России!<…> Я говорил им всем, что они дураки!»

«Горе от ума» − это наследие Александра Грибоедова вполне подходит и к советским летам, да и к нашим тоже.

Фамусовы, Тугоуховские и Молчалины избирались в ЦК КПСС, Загарецкие писали в партийных газетах о «врагах народа», а Репетиловы выводили последних «в расход».

Если вы полагаете, что теперь это все испарилось, то глубоко заблуждаетесь.

«Блажен, кто верует, тепло ему на свете…»

Кареты теперь не в чести, но кто это выглядывает из мерседеса, мчащегося по улице имени Удушьева?..

А кто у нас мелькает в популярных телевизионных шоу?..

«Ну как не порадеть родному человечку!..»

Acta est fabula! (лат. пьеса сыграна!) Или все-таки еще играется?

 

 

 

 

 

 

Поделиться ссылкой: