Автор: Александр Гончаров

 

Дата 21 июля 1917 года должна быть обозначена в календаре русской истории черным цветом. В этот день Александр Федорович Керенский (1881-1970) возглавил Временное правительство, сохранив за собой пост военного и морского министра. Таким образом, этот человек сосредоточил в своих руках громадную власть и уверенно повел страну к гибели, ибо никакими управленческими способностями просто не обладал.

Вся деятельность Керенского отмечена печатью разрушения русской Имперской государственности. К вершинам власти этого истеричного адвоката-позера, с удовольствием защищавшего насильников и террористов, вынесла революция. Самостоятельной политической фигурой он не являлся, хотя и мнил себя таковой. Особую роль в карьере Александра Керенского сыграла его принадлежность к масонству. Именно она позволила ему оказаться членом двух самозванных революционных органов одновременно: Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и Комитета членов Государственной Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями. И в первом и втором противозаконных образованиях нашли приют «братья» Керенского по ложе «Великого Востока народов России», где, между прочим, Александр Федорович исполнял обязанности генерального секретаря (1915-1917).

Действия Керенского всегда были направлены на потакание маргинальным инстинктам толпы – с одной стороны и на разрушение системы управления страной и армией – с другой. На ответственные посты это «руководитель» старался назначать людей по принципу личной преданности и желательно малокомпетентных. Ныне сложно и понять, где больше принес вреда Керенский: на посту министра юстиции, в должности военного министра или же министра-председателя Временного правительства. Встречавшийся с данным «лидером» Февраля писатель Уильям Сомерсет Моэм (и по совместительству, агент британской МИ-5): «Положение России ухудшалось с каждым днём, […] а он убирал всех министров, чуть только замечал в них способности, грозящие подорвать его собственный престиж. Он произносил речи. Он произносил нескончаемые речи. Возникла угроза немецкого нападения на Петроград. Керенский произносил речи. Нехватка продовольствия становилась всё серьёзнее, приближалась зима, топлива не было. Керенский произносил речи. За кулисами активно действовали большевики, Ленин скрывался в Петрограде… Он произносил речи».

А еще Керенский являлся патологическим лжецом. Причем это прослеживается на протяжении всей его жизни, а не только в революционные годы. Удивительно, но ему не хватало ума даже отмечать противоречия в том, что он говорил или писал. Например, А. Ф. Керенский заявлял: «Не социалистические идеи порождали революционное движение в стране. На революционную борьбу толкал сам режим.

Позднее, став членом Думы и изучив всю систему управления страной, я осознал всю сложность отношений между правительством, формально несущим ответственность за благосостояние страны, и верховной властью, находившейся в то время в руках безответственной клики невежественных и бесчестных политиков. Я понял, что правящие и привилегированные круги русского общества абсолютно не желают передать власть трезвым, здравомыслящим людям». Но у него же мы находим и это: «Национальный доход России увеличился на 79,4%. С 1900 по 1905 г. промышленное производство выросло на 44,9%, а к 1913 г. – на 219%». То есть Керенский сам подтверждает, что развитие Российской Империи шло великолепно. Возникает вопрос: «А где здесь прогнивание режима? И почему при «клике невежественных и бесчестных политиков» страна жила нормально, но вот при «трезвых, здравомыслящих людях» полетела в пропасть?»

Даже после злодейского убийства оклеветанного всеми немыслимыми способами Государя Николая Александровича, долгие годы в крестьянских избах в «красном углу» посреди святых икон висели его портреты. Лишь только репрессии и террор советской власти заставили людей прятать их. А вот Керенского фотографии выбрасываться в унитаз стали еще в 1917 году, деньги же, им введенные, получившие в народе презрительное название «керенки» за их быстрое обесценивание, тоже отправлялись туда же. Я сам неоднократно был свидетелем того, что при разборе старых дореволюционных домов, находились пакеты с царскими ассигнациями, спрятанные во время гражданской войны на всякий случай. И ни одной «керенки» в этих «кладах» не удалось лицезреть. Получается, что прижимистый русский хозяин надеялся только на возвращение Царской власти, но не господина-товарища Керенского.

Популярность Керенского во время революции зиждилась не на делах, а на залихватском вранье и наглом пропагандистском словоблудии. Этого революционера усиленно прославляли газеты, поэты и лубочные листовки, раздаваемые бесплатно на площадях очумевшего Петрограда. Александра Федоровича Керенского возвышали над толпой следующими эпитетами: «первая любовь революции», «любовник революции», «рыцарь революции», «народный трибун», «гений русской свободы», «народный вождь», «пророк и герой революции», «первый народный главнокомандующий» и на закуску – «спаситель Отечества».

Как же все это напоминает славословия в отношении Владимира Ульянова-Ленина, Льва Троцкого (Бронштейна) и товарища Сталина. Хотите или не хотите, но «демократическая» пропаганда живенько напоминает советскую. И наоборот…

Будущий лауреат Нобелевской премии по литературе (1958) Борис Пастернак о Керенском писал в мае 1917 года так:

В чьем это сердце вся кровь его быстро

Хлынула к славе, схлынув со щек?

Вон она бьется: руки министра

Рты и аорты сжали в пучок.

 

Это не ночь, не дождь и не хором

Рвущееся: «Керенский, ура!»,

Это слепящий выход на форум

Из катакомб, безысходных вчера.

 

Это не розы, не рты, не ропот

Толп, это здесь, пред театром – прибой

Заколебавшейся ночи Европы,

Гордой на наших асфальтах собой.

 

Уже позже Пастернак споет и об ином вожде – Ильиче:

 

Он был как выпад на рапире.

Гонясь за высказанным вслед,

Он гнул свое, пиджак топыря

И пяля передки штиблет.

Слова могли быть о мазуте,

Но корпуса его изгиб

Дышал полетом голой сути,

Прорвавшей глупый слой лузги.

И эта голая картавость

Отчитывалась вслух во всем,

Что кровью былей начерталось:

Он был их звуковым лицом.

 

Когда он обращался к фактам,

То знал, что, полоща им рот

Его голосовым экстрактом,

Сквозь них история орет.

И вот хоть и без панибратства,

Но и вольней, чем перед кем,

Всегда готовый к ней придраться,

Лишь с ней он был накоротке.

Столетий завистью завистлив,

Ревнив их ревностью одной,

Он управлял теченьем мыслей

И только потому – страной.

Пропагандистские мотивы при Керенском и Советах чрезвычайно схожи. Вывод напрашивается сам собой: у «февралистов» и большевиков явно были одни и те же кураторы.

Кстати, нельзя ни обратить внимания на то, что хотя злодейского погубление Царственных Страстотерпцев приписывается большевикам, сама идея сего мерзкого преступления, была высказана в 1917 году 27 февраля господином Керенским. Этот эпизод хорошо известен ученым, но не широкой публике. Керенский произнес речь в Думе: «Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы – физического их устранения». Родзянко решился спросить у Керенского, а что он имеет, так сказать, в виду. Александр Федорович изрек: «Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима».

Получается, что Керенский откровенно проповедовал цареубийство…

21 июля 1917 года – черный день русского календаря. Здесь была пройдена точка невозврата. И за плечиком Керенского замаячил не только картавый Владимир Ильич, но и гражданская война, и сощурившийся в усмешке Иосиф Виссарионович на трибуне очередного партсъезда…

 

 

 

Поделиться ссылкой: